Когда Иола устраивала ему сцены, он действительно тупил. И когда Ганка, и еще раньше Моника – тоже вел себя глупо. Он каждый раз вел себя глупо и придумывал такие же нелепые и идиотские отмазки, вместо того чтобы твердо и уверенно ответить: да, я тебе изменил и очень жалею об этом. Или не жалею.
– А вы, самочки, вы что, ведете себя умнее?
– Я никогда не была в такой ситуации, но думаю, что да – я вела бы себя умнее. И вежливее. Сначала я сказала бы тому, с кем пришла, что мне нужно отойти, а потом уже начала бы играть в доктора с другим.
– А если бы ты не могла выбрать? Если бы запуталась, сошла с ума, влюбилась бы в кого-то, но при этом не хотела бы порывать отношения, которые у тебя уже есть?
– Это как? То есть у меня было бы сразу двое?
– Иногда так бывает.
Эва снова начала смеяться.
– Анджейка, – она похлопала его по руке. – Если бы я хотела заиметь дополнительные неприятности и проблемы, я бы купила себе страуса. Потому что, можешь мне поверить, страус – это очень вредное животное. Почти такое же вредное, как мужчина.
Анджей снова метнул в нее убийственный взгляд.
– Завтра куплю тебе страусиное яйцо. Можешь его любить, обнимать и называть Джорджем. И тогда ты уже никогда не будешь одинока.
Эва шла по лесу, освещая себе путь фонарем. Сегодня луна скрылась за густыми облаками, и в лесу было так темно, что не видно было собственной руки, даже если поднести ее к самым глазам.
С одной стороны, ночью в лесу было немного страшно, а с другой – Эва чувствовала себя в абсолютной безопасности. Если погасить фонарь, – в этой кромешной темноте никто ни за что ее не найдет, никакой маньяк. Она словно мантию-невидимку на себе набрасывала.
А маньяк убился бы, споткнувшись о первый попавшийся пень, если бы решил подкрасться к Эве незаметно. Да. Лес в безлунную ночь был самым безопасным местом во всем… Урли. Хотя нет, Эва знала еще одно, еще более безопасное местечко: ее собственный домик, который призывно манил ее светом фонаря над крылечком – желтый теплый лучик подмигивал ей между стволами деревьев.
Она прибавила шагу, но почти сразу пошла медленнее, а потом остановилась совсем.
В доме кто-то был! Свет горел не только над крыльцом – он горел еще и в большой комнате!
Эва почувствовала, как сердце заколотилось в груди, а желудок ухнул вниз, как на американских горках.
Что делать?! Звонить в полицию? А если взломщик взял в заложники Тосю и собак?! Оружие! Ей нужно найти какое-нибудь оружие, попытаться освободить животных, потом обезвредить взломщика – и только потом звонить в полицию.
Эва включила фонарь, потому что без него сама бы убилась о ближайшее дерево раньше, чем дошла бы до дома – свет из окон дома не доходил до леса, – закрыла его ладонью и, с душой, уходящей в пятки, стала красться к летней кухне, в которой хранила топор, заступ и грабли. Грабли, правда, ей вряд ли могут сейчас пригодиться, разве что в качестве приманки, а вот топор…
Она злорадно и с угрозой улыбнулась, хотя злодей и не мог этого видеть.
Бесшумно отворив дверь в кухню, она скользнула внутрь, нашла топор, схватила его и так же тихо, как индийский воин, стала подкрадываться к врагу. Но поскользнулась на собачьей миске.
Грохот был такой, что и мертвый бы проснулся в своем гробу, не то что взломщик.
Но… ничего не произошло.
Свет в комнате продолжал спокойно гореть, собаки молчали – наверняка, их связали и кляпы им в рот вставили! А вор…
Вор как раз открыл входную дверь, вынес на крыльцо коврик и начал его энергично вытряхивать.
У Эвы все выпало из ослабевших рук – и фонарь, и топор.
– Бабушка! – крикнула она с облегчением и со злостью одновременно. – Что ты тут делаешь?!
Старушка улыбнулась при виде своей встрепанной внучки.
– Порядок навожу, – ответила она, как будто все это было самым нормальным и естественным на свете.
Впрочем, так оно и было.
– Ты меня напугала! Я думала, что кто-то вломился в мой дом, поймал собак и…
– Я хотела предупредить, но у тебя телефон выключен. Давай заходи в дом. Я чай поставила. И булочек с изюмом напекла. Тебе порезать парочку и намазать маслицем, как ты любишь?
Вот так как-то, легко и совершенно естественным образом, баба Зося появилась в Земляничном доме.
Впервые со времен детства в доме бабушки Эва почувствовала себя в безопасности. И, ощущая невыразимую любовь и теплую заботу кого-то, кого любила сильнее всех на свете, она медленно-медленно начала оттаивать и расцветать, хотя до весны было еще очень далеко.
Она начала есть. Цвет лица ее изменился и стал свежим и нежным, а глаза заблестели. Волосы, ломкие и тусклые, больше не нуждались в каких-то дорогущих чудо-средствах, шампунях «сто-двадцать-восемь-в-одном», состоящих из кучи непонятных полимеров и витаминов, – теперь, как в старые времена, им хватало для блеска и силы того, что Эва, не торопясь, съедала в обществе бабушки, не на бегу: обед из двух блюд плюс салат из сырых овощей и компот из сухофруктов, который Эва очень любила, а еще стакан молока с медом и маслом на ночь – этот запах всегда возвращал ее во времена безоблачного детства на улице Кошиковой.