Земляничный вор

И я снова вспомнил историю человека, который всю жизнь хранил свою тайну, настолько мрачную, что одна лишь смерть смогла бы избавить его от этого греха. Может, рассказав мне эту историю, Моргана вынудила меня открыть мою тайну? Довольна ли она сыгранной шуткой, целью которой был я?

Хотя герой ее истории, разумеется, обрел спасение. Признание избавило его от греха. Но меня-то признание от греха не избавит. Ру не в силах отпустить мне грехи. Вся моя жизнь – череда горьких шуток и ужасных ошибок. И вот к чему привело меня то, что я пережил за эти долгие годы.

Заметив возле старого колодца какую-то ржавую железку, я бросил ее вниз, в напоенную холодной влагой глубину, и стал ждать, когда раздастся всплеск. Он раздался далеко не сразу и донесся откуда-то издалека, из густой темноты. Я сумел разглядеть там лишь бледный серебристый диск – небо, отражавшееся в далекой воде. А потом из колодца стали доноситься звуки голосов; высоких и звонких, точно у разыгравшихся детей. Возможно, это был просто фокус колодезной акустики, но я почему-то вспомнил известную историю о Крысолове из Гамельна, который своей музыкой соблазнил всех тамошних детей и увел их из города в подземелье. Спастись смогли лишь двое: один мальчик был хромым, а второй слепым; но оба всю жизнь потом мечтали о том, что могло бы с ними случиться, если бы и они оказались такими же, как все остальные дети.

Ну а тот человек, бургомистр, который, собственно, и был во всем этом виноват, потому что отказался платить Крысолову за сделанную работу, то ли утопился в реке, то ли спрятался в подземелье, как Каин, – в зависимости от того, какой вариант сказки вы в детстве читали.

Я вдруг понял, что где-то потерял зеленую папку с исповедью Нарсиса. Должно быть, я обронил ее еще на берегу реки, но и подумать не мог о том, чтобы туда вернуться. Нет, что бы ни случилось, а мой путь закончится здесь. Да и долг перед Нарсисом я выполнил.

Теперь осталось выплатить еще один долг – перед Всевышним. Око за око. Жизнь за жизнь. Пора выдать Крысолову положенную плату.

Глава десятая

Пятница, 31 марта

Теперь я поняла, кого Хуракан забрал вместо Морганы Дюбуа, и мой мир сразу рассыпался, как карточный домик; рухнул, как Башня из материной колоды карт, а куски моей жизни валяются среди бесчисленных трюфелей и пралине.

Анук уезжает от меня. Моя Анук. Сколько лет я боялась, что этот момент когда-нибудь наступит. Поскольку я и сама была украденным ребенком[45], то прекрасно понимала, что, в сущности, все дети так или иначе украдены. Одни убегают в лес следом за зайчиком, другие тают, как весенний снег на солнце, третьих уводит за собой Дудочник-Крысолов. А иногда дети просто разлетаются по миру, как конфетти на ветру…

Дочь пошла наверх, чтобы распаковать чемодан, а я осталась готовить ужин. Я решила сделать что-нибудь побыстрее и попроще: салат из спелых помидоров с запеченным козьим сыром, свежий хлеб и целое блюдо крупных темных оливок. Я ухитрялась скрывать волнение, пока Анук была рядом, но сейчас я с трудом резала помидоры, так сильно у меня дрожали руки. Немножко масла, немножко морской соли, лук-шалот, горсть свежего базилика. Еда – это то, что нас объединяет, заставляет снова повернуться друг к другу. Еда – это единственное, что мы в состоянии приготовить, когда ничего больше сделать уже нельзя. Вот почему в день похорон подается еда. Чтобы напомнить нам, что жизнь всегда продолжается.

Часы на церкви прозвонили половину седьмого. Уже вечер, Розетт давно пора бы вернуться. Салон на той стороне площади выглядел мертвым – там не чувствовалось ни малейших признаков движения. Я старательно убеждала себя, что Моргана уже уехала из города – потихоньку, никого не ставя в известность, как поступила бы и я лет двадцать назад, отвечая на зов ветра. Но до конца поверить в ее отъезд я не могла. Мне все казалось, что она приготовила еще один сюрприз и непременно извлечет его из своего мешка с волшебными фокусами. И тогда будет перевернута еще одна, последняя, карта.

Козий сыр почти готов. Наверху шумит душ. Где же Розетт? Она ведь знает, что из Парижа должна приехать Анук. А что, если Моргана забрала Розетт с собой? Нет, нет. И все же это предположение вызывает страх, и он застревает в моей душе, свернувшись в тугой клубок, точно червяк в вишне. Я снова выглянула в окно: в бывшем тату-салоне света не было, но мне показалось, что за темным стеклом мелькает что-то светлое. Я пригляделась. Может, это просто чье-то отражение в стеклянной витрине? И тут я заметила на подоконнике знакомое золотистое пятно…