Я молча кивнул – я был слишком поражен, чтобы что-то сказать, и даже, пожалуй, ожидал, что она рассмеется и захлопнет дверь прямо у меня перед носом. Но тетушка Анна всего лишь снова улыбнулась, хотя вообще-то улыбалась она крайне редко, и ее улыбки всегда вызывали у меня смутное беспокойство.
– В таком случае входи, Нарсис. Да поторопись, не то кофе остынет.
Я последовал за ней в дом, про себя удивляясь, почему она до сих пор не сказала, чтобы я немедленно вымыл руки. Мне и самому было ясно, что их совершенно необходимо вымыть, настолько они выглядели грязными и неухоженными: смесь земляничного сока и пыли покрыла их отвратительной грязно-фиолетовой коркой, и казалось, будто это руки полуразложившегося трупа, а не живого человека. Но тетушка Анна не сделала мне ни одного замечания и даже не сказала, что я выгляжу как грязный дикарь, и никак не прокомментировала то, с какой поспешностью я почти целиком запихал в рот свежий круассан; вот тут-то я и почувствовал: случилось что-то очень плохое. Тетушка Анна никогда нам не улыбалась – ее улыбки были предназначены только для ее друзей. И никогда не угощала меня кофе с молоком. И круассаны к завтраку никогда не пекла. И никогда не упускала возможности покритиковать мой внешний вид, или заставить меня показать грязные руки, или отметить мою забрызганную грязью одежду. У меня вдруг радостно екнуло сердце: неужели отец возвращается? Но тут я заметил, что на том месте, где всегда сидела Мими, на столе нет ни тарелки, ни чашки, и кусок круассана тяжелым комом застрял у меня в горле.
– А где же Мими, тетушка Анна?
Но тетушка лишь вновь одарила меня своей жутковатой улыбкой, в которой не было ни капли доброты или хотя бы естественности. Такое ощущение, словно она лишь механически растягивала губы, не вкладывая в это ни смысла, ни чувств; во всяком случае, с настоящей улыбкой это не имело ничего общего. Как и веселый блеск ее глаз не имел ничего общего с теми мыслями, что таились у нее в голове. Я вдруг подумал, что она здорово похожа на огромную, в человеческий рост, куклу или на гипсовую статую – и от этой мысли меня охватил внезапный приступ страха и… понимания.
Я резко оттолкнул от себя чашку, так что кофе выплеснулся на скатерть, и с такой поспешностью вскочил, что мой стул с грохотом опрокинулся на терракотовые плитки пола.
– Где Мими? – еле сдерживая себя, спросил я. – И почему она не пришла завтракать?