Земляничный вор

И мне вдруг показалось, что я странным образом как бы отделился от собственного тела. Может быть, конечно, у меня просто голова закружилась, потому что я слишком долго простоял на коленях или потому что утром так и не позавтракал. Но в результате прикосновения Вианн в меня словно влилось некое количество скрытой энергии. В лицо бросился жар, и я снова почувствовал запах дыма. Честно говоря, меня ведь тогда тоже несколько напугало исходившее от Морганы ощущение опасности. И мне даже показалось, что вот-вот произойдет некий взрыв. …Знакомя их со своим искусством… а возможно, и с другими вещами. С какими другими вещами, отец мой? Что это – алкоголь, наркотики, порнография? А может, она тогда и в мой кофе что-то подлила? Может, поэтому меня одолевали такие странные, неприятные ощущения?

– Да, Вианн, вы, безусловно, правы, – признался я. – Хоть я и надеялся, что до этого не дойдет… Но раз нужно действовать, то я готов.

Она кивнула:

– Хорошо. И как же вы намерены действовать?

Хороший вопрос. С чего же мне следует начать? Может быть, достаточно просто поговорить с Морганой? И, возможно, хватит одного предупреждения и спокойного объяснения того, как важно – для нее в первую очередь – соответствовать здешним нормам и традициям. А если этого окажется мало? Впрочем, народ у нас консервативный, осторожный; мои прихожане тревожатся за своих детей и прилежно посещают церковь, так что, пожалуй, ко мне они прислушаются. Значит, нужна хорошо составленная проповедь или даже две – этого должно хватить, чтобы заблудшие овцы вернулись в стадо. А если не хватит? Ну что ж, существуют и другие способы. Я бы, правда, предпочел ими не пользоваться, но – если она действительно станет опасна – без колебаний воспользуюсь, дабы защитить свою паству. Но только если она станет опасна…

– Я сделаю все, что в моих силах, – сказал я.

В конце концов, отец мой, так я поступал и раньше.

Глава десятая

Понедельник, 27 марта

Отца не было целых тринадцать дней. Тринадцать дней мы находились во власти тетушки Анны, тринадцать дней, показавшихся мне тринадцатью месяцами. Еще четыре дня я ночевал во дворе, а потом с утра до вечера собирал ягоды; от земляничного сока руки у меня стали красно-фиолетовыми, а от запаха земляники меня просто тошнило.

И все это время из отцовской спальни, где была заперта Мими, не доносилось ни звука. Несколько раз я залезал на дерево, надеясь забраться в комнату через окно, однако дерево росло слишком далеко от дома, да к тому же Мими все равно не сумела бы отпереть задвижки на окне. На самом деле я вроде бы один раз все-таки сумел ее увидеть с дерева; издали лицо ее напоминало посмертную гипсовую маску – такое неподвижное, безжизненное белое пятно на темном фоне комнаты. Я тщетно пытался привлечь внимание Мими – махал руками, громко ее окликал, но она ни разу даже не шевельнулась, и в итоге я стал сомневаться: она ли это была там, за окном?

А утром, после моей четвертой ночевки на улице, тетушка Анна вдруг открыла входную дверь и появилась на крыльце в красивом, обшитом кружевами фартуке, надетом поверх серого батистового платья, и, как всегда, с черным крестиком на шее. Я с надеждой ждал, что она подаст знак, означающий, что мы с Мими прощены, и на этот раз она, словно отвечая моим надеждам, действительно улыбнулась, жестом подозвала меня к себе и спросила:

– Как ты насчет завтрака? Круассаны с маслом и земляничным вареньем? А может, и большая кружка café-au-lait[33]?