Земляничный вор

Костерок был маленький, кострище аккуратно обложено речными камнями. Над ним вился легкий дымок, в котором слабо чувствовался запах еловых и яблоневых веток и дикорастущего шалфея. Этот запах о чем-то упорно пытался мне напомнить, но я никак не мог вспомнить о чем. И в очередной раз пожалел, что не выбрал для прогулки другое направление.

– Мне казалось, что хозяйка этого тату-салона вряд ли сумеет найти здесь достаточное количество клиентов, – сказал я, с удовольствием жуя пирог (он был домашнего приготовления, с грецкими орехами и имбирем, очень вкусный).

– Ну что вы, весть о появлении этого салона мгновенно по всей округе разнеслась, – сказала Зезетт. – И потом, Моргана – очень хороший мастер! Посмотрите-ка. – И она, приподняв полу блузки, продемонстрировала мне свежее тату, сделанное прямо под ребрами, на диафрагме. – Это тоже она сделала, и совсем недавно – в пару тому, которое у Сафир.

И снова, отец мой, я был вынужден посмотреть, хоть и пытался отвести глаза. Но этот рисунок буквально притягивал к себе. Опять нечто из области ботаники: в тончайших деталях прорисованный листок сикоморы, еще не оторвавшийся от ветки, и рядом пара ключей; казалось, листок вот-вот унесет ветром…

– Это же всего лишь кусочек кожи, месье кюре. – Зезетт явно развеселилась, заметив мое смущение. – Может, и вам бы стоило себе тату сделать. Например, распятие. Или священного голубя. Или, может, пальмовый крест по случаю Пасхи.

Я даже вздрогнул.

– Нет, вряд ли.

Сафир улыбнулась; такую улыбку часто видишь на изображениях Девы Марии.

– Никогда не говорите «никогда», отец мой.

Я мигом проглотил остаток пирога и поспешил удалиться.

Глава восьмая

Понедельник, 27 марта

Тату-салон в Ланскне? Мне казалось, что здесь он никогда не приживется. Однако за какие-то две недели он успел заразить полдеревни.

Видимо, я недооценила серьезность проблемы. Проходя сегодня по берегу реки, я узнала, что Зезетт и Сафир уже сделали себе новые тату, Жожо ЛеМолле собирается в салон на следующей неделе, а Бланш записана на ближайший четверг. У Морганы волшебство вполне под стать моему; она отлично разбирается в заказчиках и прекрасно владеет своим мастерством, вот слава о ней и разлетелась по всей округе благодаря речному народу.

Как же я могла допустить, чтобы это произошло так быстро? Почему я так долго пряталась? Ведь надо было действовать немедленно, стоило мне впервые что-то заподозрить. Такие, как Моргана, подобны весенним одуванчикам – сперва такие веселые, солнечные и совершенно безобидные, они вдруг распространяются с угрожающей скоростью, прорастая повсюду, вылезая из каждой трещины, вторгаясь на каждую клумбу. Такой была Зози; такова и Моргана. Ее имя уже буквально висит в воздухе, точно семена одуванчика. Даже в Маро она уже отметилась. Я слышала, как в магазине Маджуби о ней говорили две женщины; затем на бульваре P’tit Baghdad[31] до меня донеслись обрывки разговора двух молодых людей, сидевших снаружи за столиком.

– Говорят, она делает просто удивительные тату, – сказал юноша, примерно ровесник Янника, но уже с уверенно проросшими усиками и в keffieh[32], наброшенной на плечи. – Мне тоже ужасно хочется, но мне точно не позволят.

Второй мальчик кивнул:

– Пилу говорил, что заходил туда, только мать ни за что ему этого не разрешит.

Я остановилась, услышав имя Пилу. Сын Жозефины? Неужели Пилу и впрямь захотел сделать себе тату? Впрочем, он сейчас в таком возрасте, когда подобные вещи вызывают восторг, кажутся «гламурными». Как и умение курить, или ездить на мотоцикле, или ходить на свидания с девушкой-американкой. Но это очередной признак того, как усиливается в Ланскне влияние Морганы. Похоже, вся деревня уже подхватила эту заразу; даже та часть Маро, где татуировки считаются haram.

Заразу… Я, кажется, начинаю выражаться, как Франсис Рейно. Но я же каждым нервом, каждой клеточкой своего тела чувствую, как распространяются эти опасные чары. Эта болезнь, которая, таясь глубоко под кожей, снаружи выглядит как обыкновенный синяк. Кстати, утром я видела судно Ру; оно по-прежнему пришвартовано на дальнем конце Маро, но самого Ру что-то видно не было, во всяком случае, среди людей, что кружком сидели на берегу и болтали, как и среди тех, что пили кофе у кого-то на палубе. Я, правда, старалась особых надежд не питать. Возможно, Ру просто решил немного задержаться, а потом отбыть вниз по течению вместе с остальными. А может быть, он пробудет здесь до конца краткого визита Анук.

В этом году пасхальное воскресенье выпадает на 16 апреля. До приезда Анук еще три недели. За три недели я должна разобраться и с Морганой Дюбуа, и с прочими своими делами. Разобраться? Это выражение, пожалуй, тоже принадлежит Франсису Рейно. Но, хотя буквально все во мне восстает против присутствия здесь Морганы, меня вдруг охватило некое легкомысленное веселье. И даже, пожалуй, ощущение собственной правоты.