Земляные фигуры

С двумя этими вещами Мирамон обошелся так, чтобы вызвать седьмого союзника. Шею и руки этого героя обвивали змеи, и на нем было ожерелье из человеческих черепов. Его длинные черные волосы были весьма примечательно заплетены в косички. Шея у него синяя, а все тело мертвенно-бледное, кроме мест, посыпанных пеплом. Следующим, верхом на пятнистом олене, появился некто, наряженный в яркое желто-красно-сине-зеленое полосатое одеяние. Его лик мрачен, как туча, у него один большой круглый глаз; изо рта торчали белые клыки, и он держал в руке пестро раскрашенную урну. Его неописуемые спутники прыгали лягушками. Затем появился самый замечательный из всех воинов: с телом карлика и очень короткими ножками. У него огромная голова с черной бородой, плоский нос, а язык свешивался изо рта и болтался при движении. На нем был пояс и ожерелье, а больше ничего, кроме перьев ястреба, образующих своего рода головной убор. А ехал он верхом на громадной, лоснящейся пестрой кошке.

Теперь, когда эти необычные на вид союзники молча встали перед ними в ряд на берегу моря, дон Мануэль сказал с вежливым поклоном в сторону этого ужасного воинства, что, по его мнению, герцог Асмунд вряд ли будет в силах противостоять подобным спасителям. Но Мирамон повторил, что нет ничего сравнимого с десятичной системой.

– Тот мой брат, что является повелителем десятой разновидности сна, прекрасно бы завершил эту десятку, – говорит Мирамон, скребя подбородок, – если б у него только не было такой заурядной черно-белой внешности, не считая того, что он форменный скучный реалист, без намека на эстетическое чувство… Нет, я люблю цвета, и мы доберем войско на Западе!

Поэтому Мирамон занялся шариком из ярких перьев. Тут к ним верхом на ягуаре прибыл последний помощник, держащий большой барабан и флейту, из которой музыка исходила в виде языков пламени. Этот герой был совершенно черен, но раскрашен синими полосами, а по всей левой ноге у него росли золотистые перья. На нем была красная диадема в виде розы, короткая юбка из зеленой бумаги и белые сандалии. И он держал красный щит, в середине которого изображен белый цветок с четырьмя крестообразно расположенными лепестками. Таков был тот, кто стал десятым.

Теперь, когда эта жуткая десятка была набрана, повелитель семи безумий поджег пучок соломы и бросил его на ветер, сказав, что вот так гнев Мирамона Ллуагора должен пронестись над землей. Затем он повернулся к этим страшным десяти, которых он оживил на свалках и чердаках Врейдекса, и стало ясно, что Мирамон глубоко тронут.

Мирамон сказал:

– Вы, которых я создал для поклонения людей, когда земля была моложе и прекраснее, внимайте и узнаете, почему я вдохнул новую жизнь в сухие скорлупки со своих помоек! Боги старины, развенчанные, выброшенные, игравшие роль хлама, ищите самые последние следы людей, чьих отцов вы поддерживали! Они совершенно отказались от вас. Запомните, как насмехаются над вами:

«Старые повелители-скандалисты, которых чтили наши деды, погибли, если они на самом деле когда-либо были чем-то большим, нежели какими-то любопытными представителями, происшедшими из поисков наших дедов, стремившихся найти Бога в каждом ливне, питающем их ячмень, в приносящем жару солнце и в земле, дающей им жизнь. Даже при этом у них каждый час был связан с диковинными представлениями о Боге и умопомешательствами, относящимися к Божьей доброте. Мы – более благоразумные люди, ибо понимаем все в причудах погоды и никоим образом не находим их ошеломляющими. Что касается богов, которые, возможно, существуют, то они вежливы и оставляют нас в нашей жизни одних. А мы отвечаем взаимной вежливостью, зная, что делаемое нами на земле достаточно важно и требует безраздельного внимания».

Таковы люди, насмехающиеся над вами; таковы люди, пренебрегающие богами, которым придал вид Мирамон; таковы люди, с которыми сегодня вы вольны по моему разрешению обращаться, как подобает богам. Используйте же наилучшим образом свой шанс и опустошите весь Пуактесм к обеду!

Лица десяти сделались сердитыми, и они ужасно закричали:

– Блаерде Шай Альфенио Касбуе Горфонс Альбуй-фрио!

Они вдесятером уехали, двигаясь намного быстрее людей, и случившееся впоследствии в Пуактесме надолго стало историей весьма страшной, чтобы ее слушать, но которую тем не менее слушали повсюду.

Мануэль не был свидетелем событий, послуживших основой всех этих рассказов, а сидел в ожидании на берегу моря. Но землю тошнило, и рвота вздымалась под израненными ногами Мануэля, и он видел, что бледное, булькающее, блестящее море, похоже, подобострастно уползает от Пуактесма. А в Бельгарде, Нэме, Сторизенде и Лизуарте и во всех остальных укрепленных местах высокие воины Асмунда увидели тот или иной гневный лик, появившийся с моря, и многие умерли очень быстро, как всегда происходит, когда кто-либо возрождает заброшенные сновидения, и ни один из норманнов не умер в узнаваемом человеческом облике.