Почему-то я повернула телефон в руке так, что если приложить его к уху, наушник будет сверху. Нет, не в этом дело.
Мэтт меня покинул.
А я покинула его.
На пике нашей любви мы позволили смерти разлучить нас. Какая-то часть моего сознания так и не поверила в это расставание. На самом деле, я на каком-то уровне презирала нас обоих за то, что мы это допустили. Я разъярилась на него, что он ушел. И ненавидела себя за то, что осталась.
Что?
— Да?
— Альберт?
— Чего случилось? Все в порядке или как?
— Я сегодня думала про Мэтта.
— Я тоже.
— Правда?
— Как он умел лицо держать, когда играл в покер! Я тебе не рассказывал, как он на чистом блефе взял у меня банк в двадцать долларов? А у меня была пара десяток!
— Ты шутишь.
— Но знаешь, чем он мне на самом деле нравился?
— Пока нет. —
— Тем, что в день вашей помолвки у нас был небольшой разговор. И он мне сказал: «Полковник Паркс, я только хочу, чтобы Жас была счастлива. И это все. Не важно, где мы будем и что будем делать, будем за миллион миль друг от друга или не расстанемся, как склеенные. Пока она счастлива, мне больше ничего не нужно.
— А почему ты мне сейчас об этом рассказал?
— Звонил твой брат. Он о тебе беспокоится.
Папочка мой — как бейсбольный питчер. Всегда ему нужен замах перед тем, как подать свой крученый, и мне надо было бы по интонации распознать этот замах. Но я давно его не слышала, да и отвлеклась.
— Что он сказал?
— Сказал, что ты в жутко растрепанных чувствах! А теперь слушай меня! — рявкнул он. — Такая вот трясина засасывает с головой, если не будешь сопротивляться! И ты в ней сейчас по горлышко, Жасмин. Ты этим хочешь кончить?
Вот это была подача — рев во всю глотку, как было, когда я в нежном возрасте шести лет пришла домой вся в грязи. Тогда мне хотелось плакать — сейчас мне хотелось пнуть его сапогом в изношенные колени. Все-таки он в конечном счете правильно меня воспитал: научил отбивать крученые мячи.
— Никак нет, сэр!
— Тогда перестань сидеть на заднице и сделай что-нибудь!
— Есть, сэр!
— Ты еще этого своего начальника не уложила?
— Что?
— Тебе очевидным образом надо с кем-то лечь, Жас.
— Господи, не может быть. Альберт, мы с тобой не говорим на эти темы!
Я дала отбой — в ужасе, но хохоча. Этому человеку место в клетке. В зоопарке. Который на Марсе.
Но в своем мерзком и прямом стиле Альберт дал мне ответ. Мы с Мэттом любили друг друга до конца нашей жизни. До рассвета нашей вечности. И я все еще надеялась, что он пьян от радости, куда бы его ни занесло сейчас. А у него по отношению ко мне те же чувства?
Глава 25
Но перед тем как обрести истинный мир, мне надо было закончить работу. И сейчас, когда я знала, как это сделать, нужно было начать осуществлять план. Я позвонила в наш центральный офис.
— «Демлок фармасьютикалз»! — отозвался полный готовности хрипловатый голос Марты.
— Пожалуйста, отдел маркетинга.
Три щелчка, гудение, потом Марта смогла сказать:
— Говорите.
— Это Жас. Пит на месте?
— Где ж ему еще быть?
— На уроке танцев.
— Смешно. Погоди секунду, лапонька.
Первые слова Пита прозвучали привычно:
— Что, опять машину разбила?
— Это как? — ответила я со злобой. — Ты нам только мопеды дал.
— Ты видела тот дворец, который снял Вайль? Он мне стоит руки, ноги и еще парочки внутренних органов!
— Ой, тогда я скажу Бергману, чтобы убрал с пола этот сверхмощный бензиновый мотор. Как ты думаешь, мыло «Пальмолив» уберет машинное масло?
Пит в ответ издал звук, который только он умеет — начало припадка «все, я для вас карманы уже вывернул!». Когда-то они меня пугали, теперь начинают нравиться. Да, я понимаю. Это тревожный симптом.
— Шучу, у нас тут все в ажуре. — Или будет в ажуре, как только ковры почистят. — А вот тент нашего павильона ночью сгорел начисто.
И снова тот же звук — его мог бы издать человек, подавившийся бифштексом, во врезавшихся до крови стальных трусах и идущий босиком по битому стеклу. Я тут же добавила: