Земная кровь

Он завернул за угол, и тотчас услышал, как пираты зашептались. Он спиной своей чувствовал их расплывшиеся ухмылки. Стереотип их повендения давал о себе знать. Впереди аккуратно поднстриженные виноградные лозы образовывали изнгородь, а за ней виднелись блестящие крыши бонгатых домов. Небольшая группа ведов из мелкой знати прошла в ворота. У некоторых на плиссинрованных юбках блестели радужные застежки, у одного на шее висел значок класса, сделанный из бриллианта. Единственным их оружием были кинжалы и отточенные когти. Скользящая понходка ведов выдавала прирожденную надменнность тех, кто привык чувствовать себя хозяином положения. Рассматривая ведов, спутники Роуна замедлили шаг. Боясь возможной стычки, Роун обернулся и бросил на команду свирепый взгляд.

— Эй вы, палубные скребуны, я вас предупнреждал! Первый, кто нарушит строй, получит занряд в кишки!

— Эти джики твои друзья? — громко спросил Ноуг, наблюдая за проходившими мимо ведами. Будучи гуком, он питал антипатию к подобного рода существам.

— У меня нет друзей, — оборвал Роун. — Не веришь, спроси сам.

Двое ведов медленно приблизились.

— Убирайтесь отсюда, — монотонно произнес один из них на плохом интерлингво.

— Здесь нечего делать грязным свиньям, этим земным полукровкам, — добавил второй.

Их когтистые руки ощупывали рукояти киннжалов, словно их вынуждал кто-то защищаться.

— Можно я шлепну этих двоих? — с надежндой в голосе попросил Сидис. Он ухмылялся, и его ровные зубы посверкивали, точно серебро.

— Никаких убийств, — отрезал Роун.

Но пираты словно по команде окружили вендов. Те нервно придвинулись друг к другу, сообнразив наконец-то, что перед ними не простые тамбульские бродяги.

— Проваливайте, — приказал Роун на безупнречном йилийском, которому учила его Белла. — Мои ребята чуют запах легкой крови.

Веды убрали руки с ножей, лица их стали непроницаемыми.

— Сам проваливай, — огрызнулся один, на всякий случай благоразумно попятившись.

— Но сначала, — невозмутимо продолжал Роун, — мне нужно узнать кое-что о Тхой-хое, йилийском барде и сказителе. — Он подчеркнуто опустил руку на силовое ружье.

— Его можно найти в любой таверне, он нанстоящий раб своих привычек, — недовольно бурнкнул вед.

Роун пробормотал что-то себе под нос и нанправился к воротам. Раньше квартал ведов был для него запретной зоной, его туда пускали разве что для выполнения отдельных поручений. Но теперь Роун был Человеком, и он шел туда, куда хотел. Он миновал ворота, и веды, готовые заншипеть от гнева, не издали ни звука. А наблюндая, как его маленькая группа протопала по тронтуару, они лишь вслед ей неуверенно засвистели, но остановить не посмели. Инцидент перед воронтами заставил ведэв насторожиться.

Команда Роуна прошествовала почти через весь квартал ведов, до его окраины, где обычно селились ремесленники. Роун остановился перед таверной, на которой был приколочен разноцветнный символ всех рас.

— Подождите здесь, — приказал Роун. — Я неннадолго. За ружья не хвататься, на чужие коншельки не зариться.

В таверне сидел один йилианин — не Тхой-хой, но кто-то из твикской касты. Эти неприметнные, невзрачные на вид существа частенько обинтали в народе, собирали новости, питались слухами, затем сочиняли странные индийские поэнмы; нередко они помогали составлять послания.

Роун опустился на треснувшее деревянное синденье напротив йилианина, заказал вина для сенбя и бренди для соседа по столу, затем вытащил монету и положил перед собой.

Йилианин вопросительно посмотрел на Роуна, к монете он не притронулся. Он многое мог бы сделать за деньги, но далеко не все. И потому старый Йилианин выжидал, желая услышать от Роуна, какого рода игру тот затевает.

— Первое, — начал землянин, сразу приступая к делу. — Я хочу найти мою мать, Беллу Корней. Во-вторых, мне нужен Тхой-хой, мой дядюшка.

Йилианин взял монету худыми, потерявшими боевые когти пальцами, сунул ее под язык и приннялся терпеливо ждать того момента, когда ненуклюжий официант принесет наконец ему вина. Получив заветную кружку, он понюхал бренди, бросил проницательный взгляд на Роуна и пронизнес:

— Я Лпу, певец стихов. Я знаю тебя, огненноволосый земной мальчик, заполнивший пуснтую жизнь увядшей красавицы Беллы. Когда-то ты был маленьким, дикое пламя юности, а тенперь ты стал мужчиной. Твоя красота заставляла радостно биться сердце матери, вот о чем молят богов великие звери!

— Мать… умерла? — на Роуна неожиданно навалилась тоска.

Он понимал, что никогда не любил свою мать, как она того заслуживала. В его памяти жил только Раф.

— Ее больше нет в живых, — сказал Йилианнин, медленно подбирая слова. Роун замер, ожидал подробностей, но их так и не последовало, и не представилось возможности о них спросить.

— А дядя Тхой-хой?

— Сейчас Тхой-хоя слушают в доме диктатора в вонючем Соэтти. Хочешь, чтобы я привел его?