Земная оболочка

Они лежали в комнате второго этажа в гостинице «Фонтейн». Десять часов. Они были вместе ровно час. Еще никаких практических решений принято не было (да и вопросов, собственно говоря, тоже не задавалось, что бы там ни воображал Форрест).

Он осторожно слез с кровати и пошел к умывальнику. По-прежнему в темноте нашарил стакан, налил в него тепловатой воды, вернулся обратно и протянул ей. Она отрицательно помотала головой. Тогда он сел на краешек постели, выпил стакан до дна и поставил его на пол. Потом лег рядом с ней.

— Как же Сильви сказала тебе?

— Очень просто. Я была наверху с Робом. У него под вечер был припадок кашля — первый за неделю, и он ужасно испугался — поэтому я сидела с ним, поглаживала ему спинку. И тут Сильви появилась в дверях и сказала: «Мистер Форрест приехал». У меня даже рука дернулась. Я испугалась, что Роб проснется, поэтому с минуту еще посидела, чтобы он покрепче уснул. Сильви подумала, что я забыла. Она снова пошла в комнату и сказала: «Ева, твой муж, мистер Форрест, приехал». Роб спал крепко, так что я поманила ее в дальний угол комнаты и спросила, где ты.

— Ты ужаснулась?

— Нет.

Они помолчали. Затем Форрест сказал:

— Расскажи, что было дальше.

— Сильви сказала, что она выходила из лавки — я послала ее купить овсянки для папы, у нас вышла, — и тут ты подошел к ней с чемоданом в руке. — Ева помолчала с таким видом, будто кончила рассказ.

— А потом? — спросил Форрест.

Ева лежала молча.

— Ты спросила, что я сказал?

— Да.

— Так что же я сказал первым долгом?

Ева поднялась на локте, по-прежнему глядя вперед.

— Она сказала, что ты спросил про Роба.

— Правильно, — сказал он. — Ты не писала почти две недели. Я с ума сходил, думал, что он умер, что ты уехала куда-нибудь.

— Сильви сказала, что она успокоила тебя насчет Роба. Он и правда поправляется. Вообще-то коклюш может тянуться бесконечно. Счастье еще, что он выжил. У меня ни времени, ни сил ни на что не оставалось. Я не могла еще и писать.

— Ты могла послать за мной, могла попросить Сильви отправить телеграмму, да что Сильви, любого негра с улицы.

Ева в темноте посмотрела на него.

— Я живу в доме, где твое имя не упоминается.

— Упомяни его и посмотри, что будет, — сказал он. — Я твой законный муж, отец твоего ребенка. Жизнь не игрушка. Они должны с этим считаться.

— Это только обидело бы людей, которым и без того очень тяжело.

— Обидело? — сказал он. — Это ведь не их сын. И ты не жена им.

— Я не могу, — сказала она.

— Но ты измучила меня — одиночеством, ожиданием, неопределенностью.

— Знаю.

— Так почему же? — спросил он.

Она села, сложив руки на коленях, смотря прямо перед собой — темная комната, тишина. И за дверью тишина, и в окно вливается, обгоняя ветер, напряженная тишина. Ответа у нее не было.

— Расскажи мне тогда все до конца, — сказал он, — что произошло после того, как ты узнала, что я здесь и жду тебя.

— Когда Сильви передала мне, что ты будешь ждать ответа до вечера и, если не получишь, придешь к нам, я пошла прямо к папе. Он сидел на веранде, ждал ужина. И Кеннерли был с ним. Я попросила папу пойти со мной в дом — мы пошли к нему в комнату, — и там я сказала ему, что ты в гостинице и ожидаешь от меня записки. Он сказал: «Прекрасно! Ты хочешь его видеть?» Я ответила: «Да, папа!», и тогда он сказал: «Так иди. Уложи спать ребенка, и пусть Рина посмотрит за ним. Сильви или Кеннерли проводят тебя до города». Я поблагодарила его и только хотела пойти наверх, как он сказал: «Если ты хочешь взять с собой вещи, я запрягу двуколку», и я снова поблагодарила его.

— Тебе это самой не пришло в голову?

— Нет, — сказала она. — В первый момент не пришло. — Она посмотрела Форресту в лицо. — Тебе это обидно?

Он быстро перекатился на другой бок и встал на пол спиной к Еве. Подошел к окну, отвел в сторону занавеску и вперил взгляд в неосвещенную улицу.

Его фигура ясно вырисовывалась в лунном свете, открытая взору любого прохожего, но Ева не стала говорить ему об этом. Он хочет заставить себя поверить, что это действительно так. Он понял: теперь ему остается только поверить.

Форрест повернулся, подошел к кровати, уперся коленями в перекладину.

— Да, — сказал он. — Мне еще ни разу в жизни не было так обидно.

— Прости меня. — Она видела, что он говорит правду. — Я не хотела. Ведь я же здесь. Я же пришла к тебе.

— Надолго ли?

— Пока кто-нибудь не прибежит сказать, что у Роба опять приступ коклюша. Если же нет, я пробуду до рассвета.

— А дальше что?

— А дальше — это как ты захочешь.

— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу. Я хотел, чтобы ты не уезжала — тогда в мае. Я хотел, чтобы ты вернулась, как обещала. Я хотел видеть тебя и своего сына, Роба. Я хотел сдержать обещание, данное тебе. Хотел, чтобы ты позволила мне сдержать это обещание.

— Какое обещание? — спросила она.

— Данное на Источниках, в павильоне, — ответил он. — Год назад. Припоминаешь?

— Да, — сказала она. — Полтора года назад. Мне казалось, что мы его выполнили.

Он хотел рассмеяться, но вырвавшийся у него звук больше напомнил стон.

— Ты же его нарушила!.. Ты…

Ева помолчала.