— Что мне нужно научиться жить без подпорок, — сказал Роб.
— Как она?
Роб кивнул.
— Врет она все, — сказала Сильви. — Вот уже сорок лет врет. Если хочешь знать, это ей подпорки нужны: мистер Форрест, мистер Бедфорд, Рина, Хатч теперь. — Она замолчала и снова уставилась на Роба, и во взгляде ее не было ничего неприязненного. — Ты-то на своих ногах стоишь, — сказала она. — На себя полагаешься, как я.
Он понимал, что она действительно так думает, решил, что должен ее разубедить: — Увы, Сильви, ты ошибаешься.
— На что ж тебе опереться, кроме вина?
— На Мин Таррингтон, — ответил он. — Ведь знаешь же.
— Я знаю только то, что вижу. А отсюда в Роли не заглянешь. Только, сдается мне, с такой поддержкой недолго и вниз полететь.
Роб усмехнулся: — А я что делаю?
— Но Мин-то не летит, — сказала она.
— За меня держится.
— Она только о том и мечтала с трехлетнего возраста.
— Вот и осуществила свою мечту. Тоже ведь нелегко было.
— А кому легко ужин свой есть, — сказала Сильви. — Хочешь еще что-нибудь?
— Да тут и так всего много. Мне с головой хватит. Большое спасибо.
— Я про жизнь говорю, дурак! Еду мою ешь на здоровье.
— Жизнь! Вот чего ни у тебя, ни у меня, ни у Грейнджера, ни у мамы, ни у Рины нет. И никогда не было.
— Друзей нет, только и всего, — сказала она.
— Не в том дело; не только и всего, Сильви, и ты прекрасно это знаешь. Сидишь у себя дома…
— И радуюсь, — сказала она. — И комната у меня есть, и сетчатая дверь, и электричество. И еще вот радио — лучшего друга у меня в жизни не было — чисто, дешево, всегда под рукой, работает всю ночь напролет.
— Помрешь ты как-нибудь здесь ночью одна, — сказал Роб и сам содрогнулся от своей грубости — даже понять не мог, как это его угораздило.
Сильви решила пропустить его выпад мимо ушей — не зря же она прожила всю жизнь бок о бок с Евой. — Тем лучше, — сказала она. — Все умирающие, которых я видела, умирали в одиночку.
— Ну, нам-то еще жить и жить.
— Может быть, — сказала Сильви. — Я и к этому готова. И ты бы приготовился.
— А как? Я вот к тебе пришел, чтобы узнать.
— Ты сам видел, — сказала Сильви. — Видел все, что у меня есть. Главное, чтоб мысли тебя не грызли. — И она снова медленным движением руки обвела комнату, а затем уронила руки на колени. — Довольствуйся тем, что имеешь. Все равно поздно что-нибудь менять.
Роб кивнул: — Как они?
— Кто? Домашние?
— Все, кого мы с тобой знаем.
— Я, может, сотню людей знаю, — сказала Сильви. — Твои ничего. Хатч и Грейнджер ждут тебя не дождутся.
— Только они?
— Ну, как тебе сказать… мисс Ева и Рина — у них свои заботы.
Роб улыбнулся. — Например?
— Они важными делами заняты, не тебе чета. У Евы — Хатч, она за него разве только не спит и не дышит. Рина садом занята, ну и с Кеннерли лается.
Роб спросил: — А Грейнджер?
— У Грейнджера — Хатч. У всех Хатч — и у тебя тоже. Все, что у тебя есть.
— И он меня любит?
— Какая разница, — сказала Сильви. — Все равно он твой.
— А все-таки?
Она подумала. — Пожалуй, да. Он — добрая душа. Зла ни на кого не держит. Вражды не таит.
Роб сказал: — Ему ж только четырнадцать.
— Постыдился бы, — сказала Сильви. — Какой-никакой жизни он повидал. Просто хороший, потому что так хочет. Вот и пожалел его господь.
— А я думал, ты у нас неверующая. — Роб улыбнулся.
Сильви не улыбнулась в ответ. — Пока что нет, — сказала она. — Речь-то о Хатче — о твоем сыне, который произошел от тебя и мисс Рейчел, от Евы и мистера Форреста, от мистера Бедфорда и мисс Шарлотты. Где же ему без божьей помощи управиться?
Хатч продолжал спать, хотя в комнату уже проникло утро и дом проснулся — все: Ева, Рина, Грейнджер, судя по приглушенным расстоянием звукам, были в кухне. Занятия в школе только что кончились, и ему разрешалось вставать поздно, поэтому, несмотря на вчерашние волнения (Роб так и не появился), он лежал на спине на своей железной, покрашенной в белый цвет кровати и досматривал последний сон. Он был слишком юн и слишком погружен в свое сновидение, чтобы добровольно прервать его; ну и потом, сон был вовсе не тягостен и даже интересен. Он видел его не впервые.