Земная оболочка

Бросается в глаза еще одна уникальная особенность поэтики романа: его герои сплошь и рядом видят сны — странные, чудесные, кошмарные. Сновидения так же переживаются ими, как и явления внешнего мира, и служат дополнением и коррективой к их нравственно-психологическим установкам и сознательной активности.

Широко прибегая к воспроизведению сновидений героев, писатель не впускает в книгу мистику и чертовщину. Напротив, мы получаем дополнительную возможность заглянуть в эту затемненную область человеческой психики. Сновидные образы связаны с механизмом памяти и, следовательно, фрагментарно отражают действительность. С другой стороны, возникая за порогом сознания, иные из них сопрягаются с самыми потаенными побуждениями и эмоциями, носят фантастический характер и, как правило, не поддаются рациональному объяснению. Многие сновидные сюжеты в романе косвенно и причудливо соотносятся с «реальными» ситуациями, хотя в одних случаях такая перекличка очевидна (сон в руку!), в других — гадательна. Пытаться же досконально толковать сновидения героев «Земной оболочки» — все равно что уподобиться простодушной негритянке Делле, которая держит на комоде сонник.

Дополнительные трудности проистекают из-за многозначимости английского слова dream, а им писатель оперирует очень часто, может быть, слишком часто, даже ввел в название второй книги. В английском dream заключено такое содержание, которое в русском передается целым спектром понятий: сон (как состояние), сновидение, выдумка, фантазия, греза, мечта, желание, осознанное стремление.

Сновидение — это иллюзорное осуществление вытесненных желаний, — утверждал Фрейд. Прайс как бы снимает узкоклинический аспект этой ходовой формулы, гуманизирует ее и переносит акцент на иллюзорность осуществления желаний во сне. У его героев достаточно причин, чтобы искать забвения в грезе: реальная жизнь бывает тягостна и безрадостна. Но отключение от раздражителей внешнего мира — временно, пробуждение к действительности неизбежно. Они думали, что «имеют право на исполнение желаний», — если воспользоваться меткой репликой прайсовского персонажа. Но «желания — это мечты, сказки, которыми люди тешат себя… а не приказ, которому обязан повиноваться весь мир».

Сталкивая жизнь во сне и жизнь наяву, Прайс опосредствованно подходит к томе утраченных иллюзий в ее специфическом варианте — недостижимость «Американской мечты».

Монологи, эпистолы, сновидения… Автор прибегает к столь традиционным, если не сказать архаичным, способам повествования как раз для того, чтобы самой формой романа оправдать его замысел — изображение живучести прошлого, прочности памяти. С другой стороны, эти художественные средства сообщают произведению многоголосие и многозначие, каковые считаются непременным признаком современного развитого романа. Прайс нередко остается в тени, отказываясь от позиции всезнающего и полновластного распорядителя судеб героев. Он предоставляет эту роль времени — опять-таки в согласии с природой хроникального повествования.

«Философия» романа, его общая объективная идея складывается, таким образом, из частных, субъективных «правд» по мере накопления разноречивой художественной информации.

…Что побудило Еву покинуть родное гнездо и бежать с человеком вдвое старше ее? Банальный ответ: «любовь» или «по молодости — по глупости» — и отдаленно не передает сложность мотивов этого шага, не до конца осознаваемых ею самой. Причины раскрываются постепенно, и заключены они, как выясняется, не столько в характере Евы, сколько в характере взаимоотношений в семье, а те, в свою очередь, тоже ведь сложились не вчера и не на пустом месте.

В двенадцать лет, едва почувствовав себя взрослой, Ева остро ощутила какую-то одинокость и, как скажет потом, «застыла в горе». Не то чтобы она была лишена тепла родительской любви, но внимание и заботы старших казались несносными. Евино сердечко рвалось к самостоятельности и свободе. Вот и вышло, что Форрест, обходительный и умный Форрест, вырос в ее глазах, стал едва ли не желанным даром судьбы. Ее влекло к нему уважение, девичье любопытство и догадка, что именно она нужна этому «взрослому» и чуточку грустному мужчине.

Целомудренный Форрест со своей стороны тянулся к юной хорошенькой сметливой Еве, потому что долгие годы жил отгороженным от других и изголодался по какому-нибудь близкому существу. Он с детства узнал безотцовщину — беспутный родитель бросил семью, рано пережил смерть матери и узнал всю меру неприкаянности в доме зятя.