Земное притяжение

Макс проснулся и некоторое время лежал, не открывая глаз.

Что-то случилось во сне, но он не мог разобраться, что именно. Нечто такое, что требовало его внимательного и честного осмысления.

Он встал и взялся было за кофе, но тут вдруг всё сложилось в голове.

Так чётко, что он даже зажмурился.

Первым делом он посмотрел в словаре определение слова «сретение» — встреча, соединение. В религиозном отношении праздник Сретение Господне — это в том числе и приход весны, момент, где встречаются весна и зима. Макс точно знал, где он видел эту встречу. Зима отступала, а весна потихоньку брала своё.

Он быстро оделся, натянул дафлкот и кеды и бегом кинулся по улице.

До галереи он добежал в два счёта. Охранник поднялся было ему навстречу, но Макс сунул ему под нос удостоверение, даже не посмотрев какое именно. Видимо, это было какое-то всесильное, замечательное удостоверение, потому что охранник немедленно выпучил глаза и взял под козырёк.

Макс взлетел на второй этаж и распахнул дверь в кабинет Бруно Олеговича.

Тот, хмурый по утреннему времени, пил растворимый кофе из большой кружки — рядом на столе стояли банка и электрический чайник — и, морщась, подписывал бумаги.

— Здрасти, — сказал Макс Шейнерман и прошёл в кабинет.

Директор так удивился, что немного пролил из кружки на бумаги и стал торопливо смахивать, оставляя длинные коричневые следы.

— Как неожиданно-то, — забормотал директор, — доброе утречко, здравствуйте, господин Шейнерман! А чему, так сказать, обязаны в такую, так сказать, рань?

— Как называется эта картина?

Макс сбросил пальто на директорский стол, подошёл и снял картину со стены. Бруно Олегович уставился на него в испуге.

— Там написано должно быть. Как-то… я забыл… А, «Сретение», кажется!.. Видите, с одной стороны зима, снег лежит, а с другой — уже весна. Весна, как говорится, идет, весне дорогу!..

На обороте деревянной рамы, похожей на ящик, было написано «Сретение».

Макс глубоко вдохнул и сильно выдохнул.

— Я посмотрю? — полуутвердительно заявил он, полез в рюкзак и извлёк оттуда тонкий и острый инструмент.

Бруно Олегович опустился в кресле. Рука его потянулась к телефону.

— Не нужно никуда звонить, — не оборачиваясь, приказал искусствовед. — Сидите спокойно.

Лезвием непонятного инструмента Шейнерман подцепил раму, развалил её на две части, и на диван выпала старая книга в малиновом переплёте. Искусствовед с мировым именем подобрал книгу и прочитал название:

— «Империализм и эмпириокритицизм», Владимир Ильич Ленин.

Бруно Олегович ещё немного помолчал, потом осведомился осторожно:

— И… что? Интересная книга?

— Весьма, — ответил Макс Шейнерман, защёлкнул раму, как сундучок, и аккуратно пристроил обратно на стену. — Эту картину я потом у вас куплю.

— Да мы вам так подарим! Договоримся с художником и подарим!

— Нет, нет, я куплю. До свидания.

— Всего хорошего, — привстал Бруно Олегович.

Макс Шейнерман натянул пальто, сунул под мышку томик Ленина и удалился из кабинета.

— Всей группе выражается отдельная благодарность Главнокомандующего, — закончил чтение генерал и захлопнул папку. — Всем спасибо, товарищи офицеры. Вопросы?

— Разрешите?

Хабаров чуть скосил глаза к носу — ну, конечно, Дашка, а как же!

— Пожалуйста.

— Что мы искали, товарищ генерал?

— И нашли! — воскликнул генерал с улыбкой. — Вот это самое главное. Искали — и нашли.

— Мы нашли книгу Владимира Ильича Ленина, — не по уставу перебила его Даша. Она стояла, как положено, по струнке, руки вытянуты. Злосчастный локоть, на который она так неудачно упала, нещадно ныл. Врач в госпитале сказал — вы доиграетесь. Он сказал — берегите себя. Он сказал — никто не молодеет, и вы тоже! Даше в тот момент стало смешно. — Именно за ней охотилась иностранная разведка? Именно её столько лет в Тамбове охранял Пётр Сергеевич Цветаев?! Именно о ней знал полковник Хабаров и не знал никто из нас?

— Вы… садитесь, товарищи офицеры, — предложил генерал. — В девяностых, когда всё развалилось, в спецслужбах тоже был… раздрай. Не такой, как везде, но всё же, всё же… Никто не понимал, что будет дальше. Я вам не шутя, серьёзно говорю: был министр, который считал, что всю оперативную информацию по нашим нелегалам, которые по всему миру работают, мы должны передать в ЦРУ. Они, мол, теперь наши лучшие друзья, железный занавес рухнул, нынче весь мир — одна большая семья. Очень, очень активный был министр, к президенту тогдашнему вхож, убедителен сверх всякой меры!

— Да это невозможно, — выпалила Даша и оглянулась на группу, — своих сливать!