Земное счастье

— У меня примерно то же самое, — сказал Маран. — А тебе не попадались какие-то рассуждения? Попытки, например, объяснить существование пустынных земель? Или происхождение человека?

— Нет. Ни слова. По-моему, они вообще не любят рассуждать.

— Нелюбознательный народец эти стануты, — сказал Патрик. — Ну а что с географией?

— География это, в основном, карты, — отозвался Маран. — Форму планеты они знают…

— Чистое знание?

— Не думаю. Они ведь плавают. Совершают кругосветные путешествия, Дан же сказал, кар Лосор и тому подобное… И, кстати, карты неполные. Не все острова обозначены, не прочерчена северная граница большого материка. С одной стороны, это показывает, что о чистом знании речи нет, с другой… Непонятно, почему они туда не заплывают. Правда, им наверняка известно, что это бесплодные земли, а они, как я понял, народ практичный, из одной жажды открытий в столь сложные и дальние плавания не отправляются. В конце концов, у них всего лишь парусные суда… Это касается не только жителей Стану — всех… И однако за шесть тысячелетий все же могло бы появиться на свет несколько любопытных…

— Все-таки вырождение, — заключил Патрик.

— На выродков они не похожи, — возразил Дан.

— На первый взгляд, не очень, — согласился Маран и повернулся к Миту. — Ну а ты что принес?

— То, что ты просил, — ответил Мит спокойно, кладя на стол несколько листов бумаги, которые он уже некоторое время назад вынул из кармана и держал в руке.

Маран взял листы и стал просматривать.

— Что это такое? — спросил Патрик.

— Я обратил внимание на то, что среди книг нет ни одной по законодательству, — пояснил Маран. — И подумал, что должны ведь у них быть какие-то законы.

— Может, и нет, — сказал Патрик. — Может, у них правосудие вершит король. Единолично.

— Не может король судить каждого крестьянина, — возразил Маран. — Максимум вероятного, что король, так сказать, единолично выдумывает нормы правосудия. Издает законы. И потом мы же видели судилище в ратуше. Я подумал, что искать надо именно там. Или в городской страже… Где ты это взял? — спросил он Мита.

— В страже, — ответил тот лаконично.

Маран передал листы Патрику, у которого их перенял Дан.

— Ничего не понимаю, — сказал он растерянно, кладя бумаги перед Артуром. — Как можно наказывать за намерения?

— Потому тут и мало преступников, — заявил Патрик. — Весьма жестко. Но эффективно.

— Слишком уж жестко, — возразил Дан.

«Уголовный кодекс», изложенный на нескольких страницах, был не только краток. Он был совершенно необыкновенен. Рядом с наказанием за каждое преступление значилась кара за намерение таковое совершить. Если за кражу полагалось от двух до пяти лет тюрьмы, то за намерение — от года до двух. Если убийство каралось пожизненным заключением, то за намерение убить полагалось до десяти лет. Десять лет!

— С ума сойти, — сказал Дан. — Десять лет за намерение, которое может быть просто пьяной болтовней или пустой угрозой. Удивительный народ. Ну и суровость! А ведь все вокруг кажутся такими добродушными… И как это они… — Тут он запнулся и умолк. Наверно, вид у него был достаточно красноречивый, поскольку Патрик тут же спросил:

— Что тебя так смутило?

— Я вспомнил… Вообрази себе, у нас на земле было нечто в этом роде… не совсем в этом роде, но некоторую аналогию провести можно. Не знаю, помните ли вы историю прошлого века…

— Не слишком хорошо, — сказал Патрик нетерпеливо. — Не тяни резину!

— Я имею в виду то, как был положен конец терроризму.

— Исламские войны?

— Это была лишь часть акции, продлившейся добрую четверть века. А остальное… Никакие полицейские операции, нападения на базы террористов, ликвидация главарей и прочие меры не давали полного эффекта, и в итоге пришлось принять специальный закон, кстати, первый из общемировых, по которому все члены террористических организаций, независимо от того, успели они что-либо взорвать и кого-то убить или нет, подлежали превентивной изоляции. Проще говоря, их всех сунули в кутузку, вернее, совали в течение пары десятков лет, пока они не угомонились. Тоже выходит как бы за намерения.

— Но тут нет террористов, — возразил Патрик. — Тут нет ни взрывчатки, ни оружия, ни убийц-маньяков.

— Откуда ты знаешь? Может, где-то…

— Где? И, кроме того, в этом кодексе нет ни одного упоминания о терактах. Сплошная мелочь — кражи, подлоги, мошенничество… Максимум — обычное убийство.

— Вы не обратили внимания на главный парадокс, — заметил Маран. — Чтобы карать за намерения, надо о них знать. То есть либо иметь сильную, умелую полицию, либо все здесь должны быть доносчиками. Однако полиция…

— Полиция тут никакая, — сказал Мит. — Я свел знакомство с несколькими стражниками, в том числе двумя довольно высоких чинов. В смысле сыска это абсолютный нуль.

— Что же, выходит, здесь все следят друг за другом и доносят? — поразился Дан. — Никогда б не подумал. Непохоже.

— Непохоже, Маран, — сказал Патрик. — Ты, по-моему, заблуждаешься.

— Я не заблуждаюсь, — возразил Маран, — потому что я с вами согласен. Действительно непохоже.

— Но что тогда?