Земной Круг. Море Осколков

Сколько раз Колючка, развесив уши, слушала отца — тот рассказывал о походах вверх по Священной и вниз по ее сестре, Запретной. Как горели его глаза, когда он шептал об отчаянных сражениях против странных народов, о том, как в горнилах кровавых битв выковывалась дружба, о несметных сокровищах, достававшихся храбрецам… И с тех самых пор она мечтала о том, что тоже пойдет в поход, и названия тех далеких мест звучали подобно колдовскому заклинанию, таинственно и завораживающе: верхние волоки, Калейв, Первогород…

Однако, как ни странно, в мечтах не нашлось места ни для стертых в кровь задницы и рук — а как же, веслом же целый день ворочаешь, — ни для роев кусачей мошкары, ни для тумана, такого густого, что легендарных земель вообще за ним не видать — не говоря уж о коварных топях и густых лесах, которых и в Гетланде, если честно, предостаточно.

— Я что-то надеялась, что будет веселее, — проворчала Колючка.

— Я тоже много на что надеялся, а оно вон как обернулось, — пробормотал в ответ Бранд.

Она, конечно, вовсе не собиралась прощать его — ни за то, как он ее раскатал и унизил в глазах королевы Лайтлин, ни за то, как купал ее в холодной воде Ройстокской гавани. Однако в этот раз она сурово посопела в ответ в знак согласия.

— Ничего, скоро начнется такое веселье, — сообщил Ральф, правя рулевым веслом, — что вы еще взмолитесь, чтоб скучней стало. Ежели живы останетесь, конечно.

Мать Солнце уже опускалась к вершинам деревьев, когда отец Ярви наконец-то приказал, что пора становиться на ночлег, а Колючка наконец-то смогла отложить весло — точнее, она просто бросила его Бранду на колени и принялась растирать саднящие ладони.

Сбившись в усталую, спотыкающуюся толпу, они вытянули корабль на берег за носовой конец. Под ногами хлюпало, непонятно было, где заканчивалась река и начиналась суша.

— Веток соберите для костра! — крикнула Сафрит.

— Сухих, небось? — поинтересовался Колл, попинывая гниющие на берегу коряги и прочий вынесенный рекой мусор.

— Сухой, он обычно лучше горит, чтоб ты знал.

— Колючка, а ты куда?

Скифр стояла, картинно опираясь на запасное весло. Лопасть его колыхалась высоко над ее головой.

— Днем ты принадлежишь Ральфу, а вот на рассвете и на закате — мне. Каждый светлый миг, пока не стемнело, мы должны использовать. Для тренировок.

Колючка покосилась на хмурое небо, низко нависшее над хмурой землей.

— Это светлый миг, по-твоему?

— А с чего бы врагам ждать утра? Они прекрасно могут пришить тебя ночью!

— Каким врагам?

Скифр многозначительно прищурилась:

— Для настоящего воина все люди враги.

Вот именно это Колючка обычно пыталась втолковать матери. С высокомерным таким видом. Однако слышать это от другого человека было не так уж весело.

— А когда ж отдыхать?

— В песнях о великих подвигах ты часто слышала, чтоб герои отдыхали?

Колючка как раз увидела, как Сафрит начала раздавать лепешки, и рот моментально наполнился слюной.

— Ну, они там по крайней мере едят!

— Тренировки на полный желудок ни к чему хорошему не ведут.

Даже Колючке уже совсем не хотелось драться — еще бы, за целый день так веслом намашешься… Однако она здраво рассудила: чем раньше они начнут, тем раньше закончат.

— Что мы будем делать?

— Я попытаюсь тебя ударить. А ты попытаешься избежать удара.

— Веслом?!

— А почему бы нет? Суть боевого искусства — это умение наносить удары и избегать их.

— Можно подумать, я без тебя всему этому научиться не смогу… — проворчала Колючка.

Она даже не ахнула, когда Скифр молниеносным движением вытянула руку и залепила ей пощечину. Привыкла, наверное.

— Тебя будут бить, а когда ударят, ты не должна ни споткнуться, ни потерять в темпе. И ты не должна сомневаться. Ты должна стать безжалостной. И бесстрашной.

Скифр опустила весло, лопасть закачалась перед Колючкиной грудью.

— Хотя я бы посоветовала уворачиваться. Если сумеешь.

Она, конечно, попыталась. Колючка уворачивалась, извивалась, отпрыгивала, откатывалась, потом спотыкалась, пошатывалась, оскальзывалась и оступалась. Поначалу она надеялась не только увернуться от весла, но и добраться до Скифр, потом обнаружила, что увернуться куда как непросто, и все силы уходили на убегание и отпрыгивание. Весло настигало ее везде: лупило по голове, по плечам, тыкало в ребра, в живот. Она рычала, охала и орала, а когда Скифр подсекла ей ноги, полетела кувырком.

От запаха приготовленной Сафрит еды урчало в животе, команда сидела у огня, подставляя пальцы теплу, ела и пила в свое удовольствие. Время от времени кто-то приподнимался на локте, чтоб посмотреть и похихикать, кто-то уже принимал ставки на то, как долго она продержится. К тому времени, как солнце окончательно село и на западе растеклось водянистое сияние заката, Колючка вымокла до нитки и перепачкалась в грязи с ног до головы. Синяки и ссадины жутко болели, а дыхание вырывалось из груди с натужным хрипом.

— Хочешь, дам шанс отыграться? Хочешь меня ударить? — спросила Скифр.

Да уж, если уж браться за весло после целого дня на скамье, то только для того, чтобы от души треснуть Скифр. Колючка с радостью уцепилась за это предложение.