В кабинете было полутемно. Неяркий свет настольной лампы, приглушенный абажуром, освещал часть стола с аккуратными стопками тетрадей и книг. За столом, подперев ладонью щеку, сидела Нина Александровна. В полумраке на кожаном черном диване, откинувшись на его спинку, скрестив полные ноги, удобно полулежала Алевтина Илларионовна. Разговор у них шел вполголоса.
Заслышав быстрые шаги в коридоре, женщины встрепенулись.
Нина Александровна положила руки на стол, выпрямилась. Алевтина Илларионовна соскользнула на край дивана, опустила на пол ноги и натянула на колени короткое коричневое платье.
Павлов постучал в дверь и, получив разрешение, вошел.
- Извините, что задержал вас, - сказал он, подвигая стул и усаживаясь.
- Ничего, ничего! - поспешно ответила Нина Александровна. - Ну что, убедили вас десятиклассники?
- Кое в чем.
- В чем же? - тревожно осведомилась Алевтина Илларионовна.
- В том, что Александр Александрович Бахметьев - хороший учитель.
- Так это бесспорно, - сказала Нина Александровна.
- Почему же он ушел, этот бесспорно хороший педагог? - спросил Павлов.
- Он понимал, что глухому преподавать невозможно, - поспешила объяснить Алевтина Илларионовна. - Отстал от жизни.
- Он сам так считал? - удивился Павлов.
- Нет, но многие из нас так считали, - сказала Алевтина Илларионовна.
- У меня складывается впечатление, - решительно перебил ее Павлов, - что его вынудили подать заявление об уходе.
- Но я советовалась в районо, в облоно, неужели это не ясно? - не сдавалась Алевтина Илларионовна. - И все считают, что глухой человек не может преподавать.
- А ученики, получившие математическое образование у глухого учителя, сдают экзамены в вузы только на пять! - горячо возразил Павлов. - Это верно? Кто еще из ваших учителей может похвалиться такими итогами? Из учителей я разговаривал только с парторгом. Алексей Петрович отнюдь не разделяет вашей точки зрения, Алевтина Илларионовна. Он считает Бахметьева талантливым учителем, вполне пригодным для работы в школе. Алексей Петрович говорит, что в те минуты, когда Бахметьев спокоен, он не так уж плохо слышит.
- Но преподавательская работа очень нервная, редко когда находишься в безмятежном состоянии, - возразила Алевтина Илларионовна.
Нина Александровна все время молчала. Она сидела прямая, с приподнятой головой, положив сухие вытянутые руки на стекло, лежащее на столе. По ее неподвижному лицу невозможно было угадать, какие чувства волнуют ее в эти минуты.
- Что скажете вы, Нина Александровна? - обратился к ней Павлов.
- Считаю, что в отношении Бахметьева нами допущена большая ошибка. - Слово «нами» она произнесла с особым нажимом, подчеркивая этим и свою вину. - Думаю, что Бахметьева мы должны любыми путями возвратить в школу. Сегодня я была у него и поняла, что он может вернуться только при условии, если Алевтина Илларионовна не останется завучем.
У Алевтины Илларионовны на лице и шее выступили красные пятна.
Нина Александровна холодно взглянула на нее и продолжала:
- Я думаю, что перемена заведующего учебной частью школы необходима: Алевтина Илларионовна не справляется со своими обязанностями.
Она пристально посмотрела в окно и замолчала, явно удивленная тем, что увидела.
- Посмотрите, товарищи, что это - пожар?!
Алевтина Илларионовна подбежала к окну.
- Что же это горит? - всплеснула она руками. - Старая или новая МТС?
В темноте зловеще розовело небо, и над черными силуэтами строений поднималось пламя.
- Я побегу одеваться! - бросилась к дверям Алевтина Илларионовна.
Павлов также поспешно вышел из кабинета, но не догнал Алевтины Илларионовны. Она бежала по лестнице, по коридору, и дробный стук ее каблуков разносился по зданию.
ОНА ЗНАЛА, ЧТО НЕ ПРИДЕТ
Трудное время переживала Екатерина Ермолаевна с тех пор, как прочитала в «Учительской газете» заметку о сельском учителе Бахметьеве. Сразу же она написала ему письмо, и, когда пришел ответ, написанный все тем же дорогим, не изменившимся за десятилетия почерком и в том же неповторимо особенном стиле, каким он ей писал в незабываемые дни юности, чувства, притупившиеся за долгие годы, встрепенулись и властно заговорили о себе. Ожили они еще и потому, что в первом же своем письме Александр Александрович с трезвой философской оценкой всего происшедшего и без юношеской застенчивости рассказал Екатерине Ермолаевне всю правду о своей любви.
По ее ответному письму и он узнал о ее большом, не погасшем с годами чувстве.
Что было делать? Писать письма друг другу, как «бедные люди» Достоевского, жить этими письмами, удовлетворяться той крошечной радостью, которую они давали?