Земные громы

— А Дима? — Василий обрадовался, но ему еще не верилось, что он будет работать наравне со взрослыми.

— Дмитрий договорился с Дабаховым, у него тоже мельница на ремонте. Там ему хоть платить будут, а тут он задарма спину гнет.

Ночью Василий несколько раз просыпался, боясь опоздать на первый настоящий рабочий день. Но за окном стояла темень, и он снова засыпал, и снова во сне видел жернова. Могучие, отполированные до блеска, они были в его руках послушными и легкими. Он заставлял их вращаться то быстрее, то медленнее, то разъединяя, то плотнее прижимая друг к другу, а в закрома бежала бесконечной рекой белая как снег мучная река. И тогда он видел, как мать вытаскивает из печки свежий хлеб, чувствовал его запах и снова просыпался.

Сколько помнил себя Василий, в доме у них хлеба не хватало. Сначала Грабины жили в Екатеринодаре. Отец работал на мельнице, получал мало. А семья росла. За Прокофием появился Дмитрий, потом Василий, за ними девочки — Варвара и Татьяна. И хотя в работе Гаврил Грабин был безотказным, не знал ни выходных, ни праздников, обуть, одеть детей часто оказывалось не во что, в доме порой не оставалось куска хлеба. Были бы сыновья постарше, может, и оказали бы поддержку. А что взять с мальцов? Но есть-то все хотят.

После долгих раздумий решил Гаврил Грабин уехать из города. Ему казалось, что в станице прожить с семьей легче. Как-никак огород много значит. Будет своя картошка, капуста. Рядом лес, луг и поле. Летом можно щавеля насобирать, грибов и ягод.

Мастеровой человек оказался нужным в станице. Казаки больше занимались военным делом и хлебопашеством. В мастерских, в сельских кузницах и на мельницах работали пришлые люди, которых, как и Грабиных, нужда заставила покинуть город.

…Будить Василия не пришлось, проснулся вместе со всеми. Шагая рядом с отцом, старался выглядеть солиднее. Не забегал вперед, не дразнил выбегающих на дорогу собак, даже картуз натянул по-отцовски, низко на глаза. В душе он гордился своим новым положением. Вот уже наравне со взрослыми идет на работу. Вместе с ними будет долбить жернова. Потом им принесут обед прямо на мельницу. И он будет есть по-рабочему, не спеша, обсуждая с отцом, как лучше и быстрее закончить ремонт.

Целый день между отцом и сыном шло скрытное состязание. Отец старался дать Василию работу полегче, а тот настойчиво рвался сделать, что потруднее, поднять, что потяжелее. К вечеру он уже не чувствовал под собой ног, а руки покрылись мозолями и болели. Придя домой, он так же, как отец, устало опустился на лавку и тут же уснул. Да так крепко, что не почувствовал, как его раздели и уложили в постель. Проснулся, услышав голос матери:

— Вставай, Васенька, пора.

Отец успел уже умыться, на столе дымилась горячая картошка. Наступило новое рабочее утро.

Ремонт был окончен, но Василий продолжал ходить на мельницу. Работа теперь была легче и интереснее. Постепенно он начал осваивать сложный мельничный механизм. Сначала изучил процесс подготовки зерна, затем понял, как нужно регулировать качество помола, а позже стал по гулу работающих жерновов определять не только исправность агрегатов, но и качество вырабатываемой муки.

Одно было плохо: работал Василий наравне со взрослыми, а хозяин ему почти ничего не платил. Заходя на мельницу, Федоренко то и дело теребил Василия — сделай то-то, посмотри там-то. А когда дело доходило до расчета, о мальчишке не вспоминал. Получалось, что имел в хозяйстве дармовые рабочие руки. А Василию было обидно. Выходило, что никакой он не помощник в семье, да и на мельнице ему грош цена. Так со временем улетучилась гордость, с какой он шел на работу в первый день.

— Ты что-то невеселый стал, — сказал однажды отец. — Тяжело?

— Не в этом дело, отец. Обидно задарма гнуть спину. Я ведь не маленький, мог бы копейку в дом приносить.

— Кто тебе ее даст, копейку? Федоренко платить и не думает.

— А если уехать в город?

— В Екатеринодар?

— Ведь работают другие мальчишки. В лавках. В мастерских подручными.

— Не от хорошей жизни, сынок.

— Это я понимаю. Но уж если надо работать, то не задаром.

— Как-нибудь проживем.

— И работу можно в городе получить. А здесь до двадцати лет Федоренко будет считать меня мальчишкой, чтобы не платить.

— Тут ты, конечно, прав. Хозяин наш прижимист. — Отец задумался. — А что, если и впрямь попробовать устроить тебя в городе?

— Я бы старался. А жить буду у бабушки.

— Боязно только, годков-то тебе всего тринадцать.

…В ближайшее воскресенье Гаврил Грабин отправился в Екатеринодар. Первым делом зашел в котельные мастерские.

Уж не надумал ли в город возвращаться? — встретил его вопросом старый знакомый Сундугеев. — Чай, и в станице не мед?

— Хорошо там, где нас нет, — вздохнул в ответ Грабин, — а беду на горе менять, только время терять.

Поговорили о житье-бытье, о детях, о ценах на хлеб и картошку.

— Я к тебе вот по какому делу, — решился, наконец, Гаврил. — Сынок у меня, Васька, уже подрос. Не найдется ли ему местечко в мастерских? Все бы к делу приобщался. И копейка-другая не помешала бы в хозяйстве. Семья растет.