Земные пути

— Ну так слушай. Есть две силы. Одна у тебя в руке, такая сила всем поровну даётся, разницу едва увидать. Другая — в башке. Вот она дается с разбором, да ещё и не всякий умеет её к делу приставить. Тут между двуногими тварями и разница пролегла. Кто может — тот маг, а кому лень — тот людь. Уразумел?

— Я это с пелёнок знаю.

— Тогда вот. Видишь, шишка висит? Захотелось тебе эту шишку добыть. Что делать будешь?

— Швырну палкой и собью. Хийси зашипел по-кошачьи.

— И думать не смей! Маг шишку должен словом себе в руки скинуть. А человек — на ёлку полезть, в смоле перемазаться, ободраться, с ёлки свалиться, а шишки не получить.

— А почему палкой нельзя?

— Потому что палка — это машина. Простенькая, но оттого самая скверная. Рычаг, снаряд, копьё, ось — называй как хочешь, суть одна. В том и беда, что люди за машины взялись, а для мира есть только один из двух путей — магия или техника. Где машины усиливаются, там волшебство слабеет. Потому и не любят волшебники людей, хотя сами от них происходят.

— А почему же кёниг в доме живёт, ест жареное, ходит одетый?

— Потому что отступник. Зато в нём и силы нет настоящей. Гнилой он внутри. Сам посуди, он же смертный. Лет двести протянет, а там и состарится.

— А ты? — с ужасом спросил Ист.

— А я бессмертный. Меня только убить можно, да и то не вдруг. Что, не ожидал? То-то.

— Дедушка, — прошептал Ист. — А много таких, как ты? Настоящих?…

Хийси сгорбился, помолчал с полминуты, но ответил:

— Один. Остальные или сгинули кто где, или соблазнились на сладкое людское житьё. Есть такое слово — комфорт. Не слыхал? Так вот, он наш самый главный враг. Захотелось дуракам комфорта, они и позволили людишкам ткать, и прясть, и печи топить. А что от этого сила убывает, так беда невелика, её много, силы-то. Сами и не заметили, как прогнили. Ведь люди — словно муравьи, им соломинку протяни, они все наверх заберутся, источат тебя насквозь. Мельниц понастроили, корабли рубят. Рукоделия их уже в домах не вмещаются — возят на продажу в арбах и телегах; дорог напрокладывали. А волшебнику дорога только вредит, волшебник и так пройдёт, где ему надо. Но зато — комфорт… — Слово это Хийси прошипел, словно отфыркивался от чего-то особенно скверного. — Я-то на эту удочку не попался, а другие клюнули, позволили людям прогресс. Тоже не слыхал слова? Запоминай, врага надо знать. Слово — оружие мага. Что названо, то и существует, а остального нет. Почему-то об этом всегда забывают. Так и с прогрессом, пока его не было, так и не было. А как появился, то с ним уже не сладишь. Эти дурни рассчитывали сначала слегка поразрешать, а потом запретить. Как же, запретишь его! Вот и не стало настоящих магов. Новые, те, что смертные, уже и колдуют неприлично. Не миром повелевают, а вещами. Повелитель мечей! Это надо же так извратиться… Ну да моё дело сторона, пусть повелевает. Сам же на свой меч и напорется. Ещё ни один повелитель мечей своей смертью не помирал.

— Так ведь в том высшая доблесть, — робко произнёс Ист заученную с детства истину.

— Помереть доблесть?! — рыкнул Хийси. — Доблесть в том, чтобы жить! Вот что, хватит болтать, берись за дело. За шишку берись. Тяни её к себе, а я помогать буду.

Ист попробовал, но ничего не получилось.

— Не нужна мне шишка, — признался он. — Вон их вокруг сколько. Зачем мне именно эта?

— Кёнигу в лоб запустить.

Ист засмеялся, представив, как молодая смолистая шишка врезается в лоб Фирна дер Наста, и разом почувствовал её в своей руке. Ветка, где только что висела шишка, освобождённо закачалась.

Ист размахнулся и швырнул шишку в просвет между деревьями. Раздался треск, словно хрустнул слишком туго согнутый лук, и шишка исчезла.

— Тише ты, шальной! — хохотнул Хийси. — Весь мир перекалечишь. Я велел шишку сорвать, а ты её куда пульнул?

— А куда?

— Куда хотел. В лоб своему хозяину. Сейчас посмотрим.

Хийси широко развёл руки. В ответ словно окошко появилось посреди деревьев, и в этом окне Ист увидел одну из замковых комнат и кёнига, совершавшего утренний туалет. Вероятно, государь собрался бриться. Эту деликатную операцию повелитель мечей не мог бы доверить никому, так что брился он сам, как любой сапожник. Старый слуга Густин приготовил полированное серебряное зеркало, принёс и поставил чашу с крутым кипятком и хотел уже с поклоном удалиться, когда неведомо откуда взявшаяся шишка впечаталась кёнигу в забинтованный лоб.

Должно быть, это было очень больно — получить пусть и несильный, но неожиданный удар в раненую голову. Но даже если бы боли вовсе не оказалось, всё равно ярость повелителя измерить было бы невозможно.

С хриплым рёвом кёниг шагнул к окну. Не к тому, волшебному, что создал Хийси, а к настоящему, за которым расстилался двор, полный по утреннему времени челяди. Широкий бритвенный нож прыгнул в ладонь повелителю. И тогда Ист, не зная, как остановить взбешённого владыку, мысленно толкнул бритвенный тазик. Кипяток плеснул на зелёные атласные штаны.