Земные пути

Как обычно, герцога сопровождали рыцарская конница и Сангонская гвардия, вооружённая преданными баронами. Были, однако, и новшества. Герцог не забыл, что единственные, кто во время осады Хольмгарда сумел противостоять вылазкам ушкуйников, были стрелки из арбалета. И хотя арбалет считался столь же скверной машиной, что и пищаль, но победа казалась важнее, и потому во главе войска двигался целый полк стрелков, посаженных на коней и вооружённых новейшими самострелами, которые можно было заряжать, не слезая с коня, с помощью специального крючка, приваренного к стремени. Командовать конными арбалетчиками герцог поручил вернейшему из верных — Вольдемару де Бейну, который поклялся своей любовью к баронессе де Тренд, что не успокоится, пока последняя арбалетная стрела не вонзится в тело последнего из еретиков.

Хольмгард и Монстрель вместе готовились отражать нападение. Было решено не подвергать разорению окрестные земли, а встретить противника на подходе, в землях Северской марки. В городе спешно лили пушки — небольшие бомбарды, которые можно было бы поставить на колёса, запасали тёртый порох, ковали кирасы, снаряжали ручные гранаты и готовили провиант. Из Норгая прибыл отряд добровольцев, а беженцы-мастеровые из окрестных городов составили отдельный полк.

Исту было тяжело находиться в городе, где всё пропахло железом, но всё же он ежедневно появлялся то в Хольмгарде, то в Норгае, но чаще всего в Монстреле. Случалось бывать и в других городах, где, несмотря на гонения, продолжалась работа в пользу мятежных городов.

В тот раз Ист очутился в Лютеции, где алхимики местного университета, сами того не зная, готовили зажигательные смеси для бомбард. Покинув провонявший аммиачными миазмами подвал, Ист вышел на набережную. Здесь снаряжали баржу, которая должна была спуститься к морю. Ещё недавно все баржи были заняты спешащими на войну наёмниками, а теперь единственным пассажиром оказался давний знакомец: убелённый сединами и мудростью Амадей Парплеус. Человек двадцать студентов пришли проводить профессора, чьи лекции успели прославиться от Монстреля до самой Ниневии.

— Опять война! — говорил мудрец, вздымая худые руки. — Опять кровь, убийства и смертельная магия! Когда-то, в юности, я и сам участвовал в войнах, но за полторы сотни лет это занятие наскучило мне. Амузия — вот удел воина. Поэтому я уезжаю. Возможно, я отправлюсь в Индию, где помнят меня молодым, или в Наман, где ещё остались не изученные мною тайны. Но в любом случае я поеду туда, где железо не касается человеческой жизни. Много ли радости приносит битва? Один знакомый мне мудрец изрёк: “От войны бывает польза только войне”. Поэтому — прощайте! Я вернусь не скоро…

Баржа отчалила, студенты закричали и принялись бросать в воздух береты, а Ист, незримый, стоял чуть в стороне, пронзительным взглядом окидывал разом десятки стран и видел, что престарелый мудрофил нечаянно попал в точку. Отовсюду к границам Монстреля шли люди, каждый из них мечтал о подвигах, но лишь немногие должны были остаться в живых. И тех, кто двигался навстречу им, ждала та же самая судьба. Близилась большая война, и никому, кроме горстки богов, не ожидалось от неё пользы. Победит Ист или победят сторонники прочих богов — от войны будет польза только войне. И войска уже не остановить, даже если удастся замириться с Амритой и другими бессмертными. Нет способа остановить людей, когда они стронулись с места и пошли великим потоком.

Ист шагнул, в одно мгновение оказавшись за сотни лиг от Лютеции. Он видел, что начавшуюся схватку не предотвратить, но всё же искал выход. Ист бросился к войскам, входившим в Вальденбергскую теснину, соединявшую Северскую марку с приморскими землями. Здесь скрипели тележные и пушечные колёса, висела хриплая ругань и рассыпалась барабанная дробь. В двух днях пути отсюда ворочалось другое войско, столь же огромное и убийственное. Там царили те же звуки и те же мысли. И никакой бог уже ничего не мог изменить.

Ист повернулся и молча пошёл прочь. Больше всего ему хотелось сказать, как когда-то в детстве: “Я не хочу быть богом”.

Ноги сами вели Иста в далёкий, полузабытый Снегард.

За последние годы Снегард изрядно изменился. Вокруг слобод, что прежде вольно рассыпались по склонам трёх холмов, теперь вырос угрюмый частокол, и дома уже не выползали за стену — видно, и у северных жителей появилось что терять, кроме жизни и свободы. Только кузнецы и углежоги, как и прежде, стояли особняком, с гордым презрением поглядывая на жмущиеся за оградой дома.