Читаем Земство (апрель 2008) полностью

Роль и место Земских Соборов как органа государственной власти, сказали бы сегодняшние депутаты, нигде законодательно прописаны не были. Просто существовал такой обычай: когда власть в чем-то сомневалась или желала, как опять же выразились бы сегодняшние политологи, приобрести дополнительную легитимность своих действий, обращались к представителям земщины. Соборы, таким образом, созывались нерегулярно, очень часто их представительство было неполным. Да и политическая роль менялась в зависимости от ситуации. Можно только представить себе, как жалко и затравленно выглядели участники Земских Соборов времен «большого террора» Ивана Грозного, - от них требовалось единодушно сказать «да» на очередные авантюрные предложения власти, и то не всегда это гарантировало сохранение жизни. Однако стоило власти ослабеть, как моментально росло значение представителей «всей земли».

В конце шестнадцатого - начале семнадцатого столетий, когда династия Ивана Калиты пресеклась со смертью Федора Иоанновича, Соборы даже начинают выбирать царя. И Годунов, и Лжедмитрий, и Шуйский, и первый Романов получали право на скипетр и державу от Земских Соборов. В первые годы после Смуты съезд земских представителей заседал практически непрерывно. Но стоило патриарху Филарету Никитичу, властному отцу царя Михаила Федоровича, вернуться в 1619 году из польского плена, как роль Земских Соборов начинает угасать. К ним возвращается функция утверждения готовых решений власти, а после принятия Соборного Уложения 1649 года, кодекса русского права, пусть и с изменениями действовавшего почти до начала двадцатого века, практика советоваться с представителями «всей земли» вовсе пресекается. Последние Земские Соборы при царе Алексее Михайловиче были все менее представительными и все более декоративными.

Русские шерифы

Одновременно с началом созыва Земских Соборов в середине шестнадцатого века производится реформа местного управления. В уездах и городах создаются Губные избы во главе с губными старостами, избираемыми местными дворянами и занимавшимися судом по разбоям и другим тяжким уголовным делам. Вскоре появляются и Земские избы, руководители которых - земские старосты - избирались уже всесословно, но судить имели право только по гражданским делам. Им же поручался сбор налогов. Кроме того, в уезды царским указом направлялись воеводы: поначалу они ведали только вопросами обороны, местного гарнизона и организации ополчения, но постепенно забирали все больше управленческих функций. В результате после Смутного времени воеводы превращаются в полноправных хозяев положения на местах.

А что же губные старосты? Казалось бы, они вполне могли стать русскими предтечами шерифов. Увы, на наших просторах должность эта с самого начала оказалась бесперспективной. Больших денег она не приносила - старосты содержались на пожертвования общины, которые, как правило, были скудные. Воеводы постоянно норовили перетянуть одеяло на себя. В результате в «русские шерифы» шли неохотно. Часто на эту должность избирались отставные военные, потерявшие здоровье в военных походах, на нищенское жалование доживавшие свой век хоть при каком-то деле. В результате уже в семнадцатом веке в ряде уездов губных старост не существовало вовсе, в остальных же местах они, как и старосты земские, и городовые приказчики (аналог современных мэров и глав муниципальных образований) всецело зависели от власти воевод. Вольное земское самоуправление сохранялось только в Русском Поморье.

Не Губная и тем более не Земская, а воеводская Съезжая изба постепенно стала центром местной власти. Здесь заседали не выборные, а назначаемые Москвой дьяки и подьячие «с приписью», то есть с правом подписывать документы, исходившие из местной администрации. Дьяки и подьячие назывались «товарищами» воевод, предполагалось, что их решения должны приниматься сообща. На практике это приводило к частым конфликтам, заканчивавшимся доносами в столицу. Центральная власть, сосредоточенная в отраслевых московских приказах - по сути, тогдашних министерствах и федеральных агентствах, - таким образом, практически полностью контролировала любые действия на местах. Во времена первых Романовых даже по самому мелкому вопросу местным властям приходилось получать санкцию из Москвы. Что, впрочем, нисколько не мешало произволу воевод и подьячих из Съезжей избы в отношении простых земских обывателей.

Земщина и опричнина

Борьба за «укрепление вертикали» происходила далеко не всегда безболезненно. Царь Иван Васильевич, начавший свое правление с вполне либеральных реформ, через некоторое время резко поменял политическую линию. На первый взгляд все выглядело даже как уступка власти Земле. В 1565 году по предложению Ивана страну поделили на две неравные части: земщину, где сохранялась прежняя система управления с Соборами и губными старостами, и опричнину, объявлявшуюся безраздельной вотчиной царя, - «опричь» его воли никакого самоуправления там не предусматривалось.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская жизнь

Дети (май 2007)
Дети (май 2007)

Содержание:НАСУЩНОЕ Знаки Будни БЫЛОЕ Иван Манухин - Воспоминания о 1917-18 гг. Дмитрий Галковский - Болванщик Алексей Митрофанов - Городок в футляре ДУМЫ Дмитрий Ольшанский - Малолетка беспечный Павел Пряников - Кузница кадавров Дмитрий Быков - На пороге Средневековья Олег Кашин - Пусть говорят ОБРАЗЫ Дмитрий Ольшанский - Майский мент, именины сердца Дмитрий Быков - Ленин и Блок ЛИЦА Евгения Долгинова - Плохой хороший человек Олег Кашин - Свой-чужой СВЯЩЕНСТВО Иерей Александр Шалимов - Исцеление врачей ГРАЖДАНСТВО Анна Андреева - Заблудившийся автобус Евгений Милов - Одни в лесу Анна Андреева, Наталья Пыхова - Самые хрупкие цветы человечества ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Как мы опоздали на ледокол СЕМЕЙСТВО Евгения Пищикова - Вечный зов МЕЩАНСТВО Евгения Долгинова - Убить фейхоа Мария Бахарева - В лучшем виде-с Павел Пряников - Судьба кассира в Замоскворечье Евгения Пищикова - Чувственность и чувствительность ХУДОЖЕСТВО Борис Кузьминский - Однажды укушенные Максим Семеляк - Кто-то вроде экотеррориста ОТКЛИКИ Мед и деготь

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное
Дача (июнь 2007)
Дача (июнь 2007)

Содержание:НАСУЩНОЕ Знаки Тяготы Будни БЫЛОЕ Максим Горький - О русском крестьянстве Дмитрий Галковский - Наш Солженицын Алексей Митрофанов - Там-Бов! ДУМЫ Дмитрий Ольшанский - Многоуважаемый диван Евгения Долгинова - Уходящая натура Павел Пряников - Награда за смелость Лев Пирогов - Пароль: "послезавтра" ОБРАЗЫ Евгения Пищикова - Сдача Ирина Лукьянова - Острый Крым ЛИЦА Олег Кашин - Вечная ценность Дмитрий Быков - Что случилось с историей? Она утонула ГРАЖДАНСТВО Анна Андреева, Наталья Пыхова - Будем ли вместе, я знать не могу Бертольд Корк - Расщепление разума ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Приштинская виктория СЕМЕЙСТВО Олег Кашин - Заложница МЕЩАНСТВО Алексей Крижевский - Николина доля Дмитрий Быков - Логово мокрецов Юрий Арпишкин - Юдоль заборов и бесед ХУДОЖЕСТВО Максим Семеляк - Вес воды Борис Кузьминский - Проблема п(р)орока в средней полосе ОТКЛИКИ Дырочки и пробоины

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное
Вторая мировая (июнь 2007)
Вторая мировая (июнь 2007)

Содержание:НАСУЩНОЕ Знаки Тяготы Будни БЫЛОЕ Кухарка и бюрократ Дмитрий Галковский - Генерал-фельдфебель Павел Пряников - Сто друзей русского народа Алексей Митрофанов - Город молчаливых ворот ДУМЫ Александр Храмчихин - Русская альтернатива Анатолий Азольский - Война без войны Олег Кашин - Относительность правды ОБРАЗЫ Татьяна Москвина - Потому что мужа любила Дмитрий Быков - Имеющий право ЛИЦА Киев бомбили, нам объявили Павел Пряников, Денис Тыкулов - Мэр на час СВЯЩЕНСТВО Благоверная Великая княгиня-инокиня Анна Кашинская Преподобный Максим Грек ГРАЖДАНСТВО Олег Кашин - Ставропольский иммунитет Михаил Михин - Железные земли ВОИНСТВО Александр Храмчихин - КВ-1. Фермопилы СЕМЕЙСТВО Евгения Пищикова - Рядовые любви МЕЩАНСТВО Михаил Харитонов - Мертвая вода Андрей Ковалев - Выпьем за Родину! ХУДОЖЕСТВО Михаил Волохов - Мальчик с клаксончиком Денис Горелов - Нелишний человек ОТКЛИКИ Химеры и "Хаммеры"

Журнал «Русская жизнь»

Публицистика

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное