Зенит Красной Звезды

Косыгин с любопытством посмотрел на Романова.

— Голосовать будем? — предсовмин демонстративно принялся складывать документы — Не будем. Тогда товарищи встретимся на Пленуме.

— Товарищи, секундочку — глава Ленинграда встал и сделал несколько шагов к Косыгину — Мы ничего не забыли?

Мужчины в зале закивали, появились улыбки.

— Сегодня Алексею Николаевичу исполнилось 75 лет! — Романов подошел к Косыгину, пожал руку. За ним потянулись остальные. Послышались поздравления со всех сторон. Пельше вышел в приемную, вернулся с большим букетом цветов.

— Товарищи, я не планирую широко праздновать юбилей — предсовмина криво усмехнулся принимая букет — Такая беда с Андреем Андреевичем плюс Пленум… Прошу понять.

* * *

В четверг траур закончился — начались трудовые будни. Прямо с утра, всей дружной компаний мы отправились на репетицию в ЦКЗ. Наша пунктуальность вызвала у Пульяж немалое удивление. Еще больше изумление вызвал небольшой презент в виде элегантного сувенирного пакета с логотипом Hermes. Хотя внутри лежала лишь фирменная коробка с шелковым женским платком- каре, я был обнят и расцелован. Впрочем, мелкий подхалимаж никак не сказался на деловом настрое Пуси:

— Должна предупредить сразу: поскольку предыдущую репетицию вы пропустили, придется сегодня основательно потрудиться. Для начала давайте мне вашу минусовку, я хочу услышать Снегирей в оригинальном исполнении. Сначала соло, потом в дуэте.

Я вышел на сцену к микрофону и, дождавшись нужного момента, вступил, стараясь, чтобы мой голос звучал душевно с легкой хрипотцой, как у Юрия Антонова

— Эта память опять от зари до зари
Беспокойно листает страницы…

Я почти проговариваю текст первого куплета, постепенно набирая мощь в свой голос, и к припеву он доходит до нужной высоты:

Мне всё снятся военной поры пустыри,
Где судьба нашей юности спета.
И летят снегири, и летят снегири
Через память мою до рассвета.

Последний, завершающий куплет я пою снова с легкой хрипотцой — слава богу, голосом своим я уже научился владеть — если и не виртуозно, то на вполне приличном уровне. Постоянные занятия вокалом с Татьяной Геннадьевной, а может, и исполнение песен в совершенно разных стилях, сделали свое дело, и теперь я держусь на сцене уверенно. А учитывая, что у каждой песни в айфоне есть несколько вариантов исполнения, и мне остается только выбрать самый подходящий и качественно повторить его. Это задача не из трудных. В Снегирях Антонова мне даже ничего не нужно было менять, лишь аранжировку я выбрал из самых последних, но тоже авторскую.

Заканчиваю песню, дойдя почти до шепота, мой голос затихает одновременно с музыкой, добавляя легкую толику светлой печали. И люди в зале несколько секунд молчат… озадачивая меня своей реакцией. Эй, неужели все так плохо… А потом зал взрывается одобрительными аплодисментами. Народу еще немного — никто из мэтров пока не соизволили появиться, и там в основном техперсонал и наши «звездочки» с музыкантами.

Аплодирует даже Пуся и оркестранты в яме… Нет, Антонов, конечно, талантище… Так точно подобрать интонацию — никакого пафоса, никакого надрыва… Я и сам испытываю удовольствие, повторяя за ним его манеру исполнения. Шутливо раскланиваюсь и спускаюсь в зал, сразу попадая в объятья Марии Баруховны. Из-за маленького роста ее объятья приходятся на мои локти, но Пусю это нисколько не смущает.

— Витенька, золотой ты мой…

Дальше эта пожилая, циничная насквозь тетка утыкается лбом в мое плечо и замолкает. Вокруг вижу растроганные лица людей, которых, наверное, давно уже ничем не удивить. Ну, что…приятно. Пуся отстраняется, и ее выпуклые карие глаза влажно блестят. Но профессионализм не пропьешь, и тут же следует деловой вопрос.

— Голубчик, вы сможете это повторить с такими же интонациями? И это нужно обязательно петь соло! Мы даже не будем пробовать дуэт!

Я с сочувствием посмотрел на Ладу.

— Да, легко — тяжелый вздох — Я много репетировал в студии.

— Ну, и славно. Ничего даже менять не будем. Сейчас я переговорю с дирижером, а ты отдыхай пока.

Колобок подкатился к оркестровой яме, и они начали бурно обсуждать что-то с музыкантами. Обсуждение затянулось минут на пять. Пуся тыкала пухлым пальчиком в партитуру, дирижер сначала возражал ей, но потом видимо согласился с ее доводами и только понятливо кивал.

— У вас пятнадцать минут на «Снегирей», потом мы идем дальше. Прогоним разочек «Мы желаем счастья вам».

Спустя четверть часа, оставив «звездочек» репетировать, Пуся подхватывает меня под руку и тащит из зала. В другой ее руке болтался гермесовский пакет.

Заведя меня в свой кабинет, она быстренько убрала пакет в шкаф, включила электрический чайник и присела рядом со мной на диванчике. Устало потерла глаза.

— Маковой росинки еще во рту не было, кручусь здесь с семи утра… Витенька…, я вот подумала, может, для усиления эффекта опять покажем на экране фотографии, только теперь военные?