Зенит Красной Звезды

— И все же, Витя, я проявил непростительную беспечность…

— Бросьте! Прошлого уже не существует, будущее еще не наступило.

Мы молчим, каждый думая о своем.

— В понедельник вы отправляетесь на обследование в ЦКБ. Леша отвезет. Потом в санаторий на восстановление. Впереди нас ждут великие дела, и вы мне нужны здоровым и хорошо отдохнувшим. А сейчас небольшой праздник!

25 февраля, 1979 года, воскресенье, утро

Боксерский зал, стадион «Динамо»

Я наказан. Причем публично. Пока все боксеры отрабатывают связки у груш, я хожу «гусиным» шагом по периметру зала. Десятый круг! С меня катится пот, ноги уже «забиты» и адски болят. А впереди еще две сотни отжиманий, сотня упражнений на пресс. Хожу не просто так. На все помещение громко декламирую:

— Никогда не опускать руки! Опустишь руки — пропустишь удар. Пропустишь удар — поплывешь.

— Громче, Селезнев! Нам плохо слышно — Киселев в ринге дает указание «сборникам»

— Поплывёшь — проиграешь раунд — ору я — Проиграешь раунд — проиграешь бой. Проиграешь бой — Получишь от тренера. Отхватишь от тренера — Тебя выгонят из сборной…

— За прогулы тоже отчисляют! — повернувшись ко мне, наставительно произносит тренер — Теперь отжимания.

Пока я сгибаю руки, продолжая скандировать «считалочку», вспоминаю вчерашний вечер. Объятия Клаймича с девушками и студийными дамами в квартире на Пресне, застолье с фруктами и деликатесами из «Праги», скупые рассказы директора об изоляторе. Тюремная экзотика мало коснулась Клаймича, но истории его соседей по больничной палате — произвели на директора неизгладимое впечатление. Впрочем, Григорий Давыдович говорит, что он не чувствовал себя брошенным. Во-первых, визиты адвоката сделали свое дело. Во-вторых, следователи зная о всей подоплеке дела, относились к Клаймичу довольно уважительно. Под конец вечера, Роза Афанасьевна даже неделикатно пошутила, что теперь справку об освобождении надо повесить на нашу «стену славы».

— А теперь прыжки — Киселев вылез из ринга и принес мне скакалку — Давай, Селезнев, не ленись! Умеешь прогуливать, умей и отрабатывать

— Алексей Иваныч — почти простонал я — У меня же уважительные причины. Репетиции, правительственный концерт…

— Вот кстати — оживился тренер — А ты видел как узбеков арестовывали? Вся Москва гудит. Говорят, на Пленуме приняли какое-то секретное постановление, будут направлены проверки по всем кавказским и среднеазиатским республикам

— Про проверки ничего не знаю — я раскрутил скакалку и начал прыгать — А узбеков да, человек десять похватали, включая Рашидова. Прямо на концерте во время песен забирали.

— И это правильно! — удовлетворенно потер руки Киселев — Забыли Иосифа Виссарионыча! Теперь вспомнят страх божий то… Романов им покажет.

Как в голове тренера уживался «дядя Джо» и «страх божий (!)» я так и не понял — никакого, кстати, сталинизма у Романова я не заметил. Хотя приглядывался, да. Благо была возможность пообщаться в неформальной обстановке. После короткой вечеринки у Клаймича, я к девяти вечера отправился прямиком в «Большой дом» на Кутузовском. Там уже были и Щелоков с Чурбановым, Устинов с Пельше и еще десяток высокопоставленных партийцев. Все были возбуждены победой на Пленуме, постоянно произносили тосты в честь «Дорогого Григория Васильевича». Я испытал некоторое дежа-вю. Слава богу, никто не заставил меня солировать, хотя под конец застолья народ затянул «Коня» и тут уже мне пришлось запевать. Впрочем, все закончилось культурно. Никто не напился, все держали себя «в руках». Про политику, узбеков, Пленум говорили мало. Причем на меня не оглядывались — просто явно не хотели приносить работу в дом.

— А где Галина Леонидовна? — тихонько поинтересовался я у Щелокова, когда народ встал из-за стола и разбился на группы

— У отца — тяжело вздохнул министр — У них с Юрой сейчас все не очень гладко. Он даже хочет с ней разводиться

Вот это номер! В моей истории именно Брежнева подала на развод, после того, как Чурбанов присел на нары.

— Только молчок! — грозно посмотрел на меня Щелоков — Болтать об этом не надо. У Юры большое будущее впереди

— Само собой — кивая я — Может еще помирятся.

* * *

На выходе из боксерского зала я лицом к лицу столкнулся с Жулебиным.

— Виктор Михайлович? А что вы тут делаете? — удивился я, разглядывая озабоченного помощника Романова, с которым мы десять месяцев назад (как время летит!) ехали Красной стрелой на мое первое награждение медалью «За отличную службу по охране общественного порядка».

— За тобой заскочил. Григорий Васильевич распорядился выделить тебе кабинет в здании Совмина. Поехали

— В воскресенье? — я немного растерялся и махнул рукой Лехе, чтобы он не ждал меня — у Жулебина была своя «Волга»

— Работа не ждет — вздохнул Виктор Михайлович — Я как из Ленинграда приехал две недели назад, у меня не было ни одних свободных выходных

— А как вы узнали, что я на стадионе Динамо? — поинтересовался, усаживаясь в машину

— Маме твоей позвонил — усмехнулся мужчина — Я теперь по должности все про всех должен знать.