Но сейчас, изрядно набравшиеся меду, расслабленные и абсолютно неготовые к бою, берсерки представлялись не такими уж грозными бойцами. Они шутили, смеялись, ковырялись в носах и задницах. Адудун отдавал себе полный отчет в том, что собирается напасть на них так, как в этих землях нападать не принято, и если победит (на что он весьма и весьма надеялся), чести в такой победе не будет.
С другой стороны, это ж бандиты, отребье, сознательно поставившее себя вне людских законов, пошедшее против канона предков. Они уже не совместимы с понятиями о чести. Потому Аудун распорядился увести совесть под белы рученьки куда-нибудь подальше, чтоб не бурчала на ухо, напружинился всем телом, вдохнул и камнем рухнул с утеса на одного из воинов, целя обеими ногами ему в голову.
***
Его удар был жесток, даже чудовищен. Он вонзился в голову воина вытянутыми носками, одновременно чуть согнув колени, чтобы не травмировать собственные ноги. Голова огромного берсерка почти не пострадала, а вот шея не выдержала.
Он упал на обнаженное по пояс мускулистое тело, скатился с него и бросился сквозь огонь на другого противника, но уже не с голыми руками. Выплескиваясь из огня, он выбросил вперед руку с позаимствованным у трупа скрамасаксом. Нож разорвал врагу горло, Аудун тут же высвободил оружие и метнул его в третьего противника, попав ему точно в центр груди.
Но берсерки не были бы берсерками, если бы их можно было одолеть так легко. Когда Аудун кинулся на следующего врага, тот уже стоял на ногах, плотоядно скалясь, сжимая в одной руке узкую боевую секиру на коротком древке, а в другой - длинный клинок. Никакого страха в глазах, только сосредоточенная ярость. Воин сам бросился навстречу Аудуну, нанося удар сначала одной рукой, потом другой.
От клинка Аудун сместился в сторону, навстречу секире выставил свою, подхваченную с земли при убийстве второго воина, и покачнулся, когда два древка с треском столкнулись. Тут же свободной рукой Аудун выхватил скрамасакс из-за пояса своего противника и ударил его в живот. Тот зарычал и саданул Аудуна лбом в лоб, отчего тот непроизвольно сделал шаг назад. Что его и спасло, потому что в то место, где он только что стоял, беззвучно вонзилась двуручная секира.
Аудун пришел в себя одновременно с воином, который ударил его, но вновь оказался быстрее. Он легким, но сильным движением направил свое оружие по восходящей дуге и оно вонзилось в подбородок берсерка.
Он вырвал узкий клюв секиры из хрустящей плоти и тут же перекатился через спину, спасаясь от следующей атаки. Как только он встал на ноги, на него бросился берсерк с мечом и секирой. Он был хорош, но не настолько, чтобы в одиночку составить проблему для воина, за плечами которого было так много крови и смерти.
Берсерк атаковал яростно и стремительно, Аудун увернулся от секиры, вскользь блокировал меч скрамасаксом, отводя оружие врага в сторону. Затем ударил берсерка ногой под колено, молниеносно сменил хват ножа и, выбросив руку вперед, чиркнул потерявшего равновесие противника по шее. Берсерк не мигая уставился на него алыми глазами, которые когда-то своим цветом напоминали прозрачное северное небо, в те короткие мгновение, когда оно не было затянуто низкими серыми облаками или грозовыми тучами.
Переключая фокус на другого противника, Аудун краем глаза заметил шевеление в тени за дубом, но все берсерки (и живые, и мертвые) исключая дозорного были перед ним, поэтому он подумал, что ему просто показалось. И все же про себя отметил не поворачиваться к дубу спиной.
Его вновь атаковал воин с двуручной секирой, он бил размашисто, но быстро, а главное - орудовал не только той частью древка, что было заковано в гибельную сталь. Он атаковал и другим концом, ловко выбрасывая его то вверх, то вниз, отвлекая врага или стараясь сбить с ног. Аудун неожиданно подумал, что все они действительно сильные и опытные воины и этот небольшой отряд легко мог держать в страхе весь тракт от Хортен до самого Саннефьорда.
Наконец берсерк открылся, он выбросил секиру слишком далеко вперед и не успевал вернуть ее в защитную позицию, тогда как Аудун просто шагнул ему навстречу и ударил коротким скрамасаксом в бок. Затем крутнулся на пятках, уходя от колющего удара другого воина и с разворота вогнал секиру в спину уже раненого противника. Судя по характерному хрусту, он перерубил берсерку позвоночник.
Однако и его зацепило, он недостаточно быстро ушел от колющего удара и клинок берсерка разорвал ему не только обе рубахи, но и плоть чуть пониже ребер. Штаны на правом бедре быстро намокли.
Воин, замерший перед ним по другую сторону костра, не спешил атаковать. Изначально он был вооружен секирой и клинком, но сейчас отбросил секиру, подобрав меч сраженного брата. За его спиной Аудун увидел еще одну фигуру, то был дозорный, выставленный в гавани, судя по его лицо - до сего мгновения он был погружен в хмельной сон, и, надо сказать, довольно глубоко, потому что взгляд его не отличался осмысленностью. Зато копье он держал за нужный конец и умело выставил его над левым плечом обоерукого бойца.