Зенит Левиафана. Книга 2

Шесть с половиной сотен отменных нордманских вояк, включая данов и свеев из отряда наемников, загремели по доскам за их спинами. Некоторые закричали, сраженные меткими стрелами защитников Арброта, но большинство успело прикрыться щитами, образовав черепаху. Ему не нужно было раздавать команды, каждый из воинов знал свое место и свою задачу.

По другую сторону неширокой площади, отделявшей пристань от первой линии обороны, на каменистом возвышении застыл Белен. В его мозолистых ладонях ждали своего часа боевые секиры на длинных древках с узкими смертоносными клювами. Перед собой парень видел человека, который пришел, чтобы убить его, и ярость, пришедшая будто из ниоткуда, заполняла сердце до краев. Он притен и выполнит свой долг, защитив землю предков, пусть хоть сама Домна выведет против них свое воинство мертвецов.

Огмиос, замерший по правую руку от него, выставил вперед щит и уже поймал на него несколько вражеских стрел. Наконечник копья, зажатого в правой руке, отливал багрянцем, будто фокусировал в себе разгоравшийся гнев королевского экзактатора. Рядом с ним стоял Ансгар. Наемник закинул двуручную секиру на плечо и, подбоченившись, смотрел на подступающих фоморов. На его лице играла плотоядная улыбка, но Белен знал, что непринужденная поза — лишь иллюзия, Ангсар рассечет надвое первого же врага быстрее, чем тот подойдет на расстояние клинча.

Сирона уже давно уверенно опустошала колчан, ее прикрывал Беда с традиционным притенским щитом. Пальцы его правой руки сложились в атакующий огам, готовый сфокусировать энергию шамана в смертоносный импульс, с равным успехом разрывавший каленую сталь и трепещущую плоть.

Коннстантин, Гволкхмэй и Олан стояли чуть позади. Все трое отдавали резкие лающие распоряжения, — Коннстантин командовал основной частью дружины, король Арброта, уступив роль военачальника своему вождю, отдавал приказы лучникам, корректируя их огонь. Олан рассылал своих друидов, которые должны были оказывать поддержку в критических точках оборонительной линии.

Вселенная замерла. Два войска затаили дыхание, до рукопашной оставалось не больше одного удара бешено колотящегося сердца. Факелы и жаровни прекратили трепетать на холодном северном ветру, а редкие снежинки, сыпавшие весь вечер, будто иссякли. Даже шум прибоя затих на это короткое мгновение, навеки изменившее судьбу двух миров.

А потом раздался сокрушительный громовой раскат и бездна небес прорвалась на землю ледяными струями неистового ливня. Клинки и секиры нордманов столкнулись с клинками и секирами притенов и снопы раскаленных добела искр брызнули в стороны, ослепляя менее опытных, а ветеранам давая шанс нанести удар, что отделит душу от тела.

Баррикады сдержали первый натиск. Притены сомкнули круглые щиты, уперлись в них коленями и плечами. Из второго ряда поверх окованных сталью и обитых кожей кромок вырывались смертоносные острия боевых копий, а сверху вместе с бичами хлещущего дождя раз за разом опускались тяжелые двуручные секиры. Но воины с другого берега Северного моря не откатились назад, они тоже сомкнули ряды и заскрежетали стальными умбонами щитов о непробиваемый строй защитников Арброта. У них тоже были копья и двуручные секиры, их тоже прикрывали лучники.

Несколько тягучих мгновений линия фронта сохраняла равновесие, но притенов было слишком мало, чтобы образовать плотный строй вдоль всей пристани. Когда их начали продавливать, Коннстантин скомандовал отступление и его воины, не размыкая щитов и ни на миг не переставая колотить и рубить врага закаленной сталью, медленно двинулись к загодя подготовленными позициям меж городских построек.

А в небе над полем битвы, испаряя полосы дождя, рванулись друг к другу черные тени. Огромные вороны, сотканные из дыма и гнева, бросились на благородных беркутов, чьи иллюзорные тела источали зловещее темно-синее свечение. Существа с перепончатыми крыльями, безглазые, но зато с огромными крокодильими пастями, рванулись к аморфным созданиями, что напоминали скорее медуз, нежели чудесных мифических птиц северного фольклора.

Схватка в небесах по своей ярости не уступала бойне, что разворачивалась на земле. И пусть тут не лилась кровь, но здесь тоже отнимали жизни, в том числе у тех, кого людская молва почитала бессмертными. Когти, бритвенно-острые кромки крыльев, акульи клыки и крючковатые лапы — все шло в ход. А еще выше, в непроглядном мареве черных туч, лавируя меж неустанно бьющими молниями, в смертельном бою сошлись крылатые исполины, которых здесь не видели уже много веков. То были драконы. Черные, белые, инеистые, цвета льда и моря — все, кто устал дремать в морской пучине, во глубине горных массивов, в чащах непроходимых лесов.