– В 1992 году, когда мне было шестнадцать лет, я заканчивал футбольную школу «Смена». Тренером моим был Марк Абрамович Рубин, который вёл меня с самого начала. Марк Абрамович стал главным тренером клуба «Смена-Сатурн», который создали Леонид Шкебельский и Андрей Митрофанов. В команду пригласили и меня. Правда, дебютировал я в ней уже после того, как Марка Абрамовича сняли. Контракт у меня со «Сменой-Сатурном» был серьёзный: я, мальчишка, получал втрое больше, чем зарабатывали мои родители вместе взятые, а они, между прочим, стоматологи – мама тогда была заведующей стоматологической поликлиникой.
На одном из турниров, где я играл за юношескую сборную страны, были представители ЦСКА. Армейцы тогда были чемпионами страны и обладателями Кубка, но лучшие уже начали разъезжаться в Европу: Корнеев, Галямин… Мне и Димке Хохлову, тоже игравшему в сборной, предложили перейти в ЦСКА.
Надо сказать, что нигде, кроме «Зенита», я тогда свою футбольную жизнь не представлял. В детстве я жил неподалёку от базы «Зенита» на Удельной и не пропускал ни одной их тренировки. Я хотел играть только в «Зените», и для меня не имело значения, в какой лиге команда в настоящее время находится. Тогда главным тренером команды был Вячеслав Мельников. Я всегда относился к нему с уважением, но мне было обидно, что он не видит меня в команде. «Смена», за которую я выступал, обыгрывала СДЮСШОР «Зенит» – неоднократно, постоянно. А ведь у них была приличная команда по нашему году: Зезин, Панов, Сенников, Угаров. Всех их приглашали на просмотр в дубль «Зенита», а меня нет…
В общем, когда меня пригласил ЦСКА, долго я не думал, тем более что мне пообещали всё устроить с армией и вузом. На базе ЦСКА в Архангельском со мною лично беседовал в своём номере Павел Садырин. Он сказал: «Ты нам нужен». Я нужен Садырину! Тренеру того самого «Зенита»! Конечно, я согласился. Мама, понятно, не хотела, чтобы я уезжал куда-то в шестнадцать лет, но мы с нею договорились…
Вскоре Садырин ушёл в сборную. ЦСКА возглавил Геннадий Иванович Костылев, который, собственно, и приглашал меня. Тем же летом в шестнадцать лет я дебютировал в высшей лиге. Меня устроили в институт.
– Что касается питания, было так: выиграл игру в чемпионате – тебя неделю кормят, сыграл вничью – три дня могут не кормить. Проиграл – покормят только накануне следующего матча. А будешь выражать недовольство – бери лом и иди лёд коли. Жили мы в общежитии – там, где сейчас ЦСКА строит новый стадион, – вместе с Димой Хохловым, с которым дружим до сих пор. Комната на четверых. Гранёные стаканы в номере. Мне, как и всем, говорили: играй – и у тебя всё будет! Ну я и подписал пустой контракт на пять лет. Хохлов к подписанию контракта более осторожно подошёл. Долго думал, взвешивал. Помню, ему говорят: «Давай, подписывай „три плюс два“». А Хохлов отвечает: «Давайте лучше „восемь минус пять“». Эту шутку потом ещё долго вспоминали.
– Я уже играл после Испании и Болгарии в самарских «Крыльях». Мне там всё нравилось: команда хорошая – Каряка, Тихонов; в 2002 году едва не зацепились за «тройку», заняли, правда, только пятое место. Отличные болельщики. И тут тренер Тарханов непонятно с чего обвиняет меня в сдаче каких-то игр! Обычно так ведёт себя тот, у кого у самого рыльце в пушку. Думаю, ему нужно было отвести подозрения от себя или просто как-то оправдаться за неудачи. Президент клуба Герман Ткаченко говорит: «Влад, тебя очень хочет купить «Зенит». Я удивился и отказался: у меня в Самаре всё хорошо, я капитан команды. Зачем мне это надо? Я не пойду. Но Герман сказал, что Тарханов упёрся и видеть меня в команде не хочет. И Ткаченко предложил встретиться в Питере с руководством «Зенита». Я согласился.
Мы встретились с В. Л. Мутко в гостинице «Европа» в Петербурге. И тут я понял, в чём секрет его успехов как президента клуба. Он уговаривал меня три часа! Помню, звучало, что новый сезон «Зенит» начнёт на новом стадионе, его достроят через три месяца – в общем, Нью-Васюки… И спустя три часа такой обработки я понял, что хочу вернуться в родной город, хочу играть в «Зените», и дело совершенно не в деньгах. Я даже попросил сделать мне ровно такой же контракт, какой был у меня в Самаре, – чтобы никто не говорил, что я поехал за длинным рублём.