Зенит затмения

– Во имя Драконов, прошу вас! Не садитесь на мою мебель в таком виде! Вы же весь потный! Запах сохранится в обивке, и меня будет тошнить!

– А я воняю, что ли? – Принц удивленно понюхал свою руку, потом волосатую подмышку.

Провидец закатил глаза.

– Надеюсь, вы как следует подготовились к сегодняшнему вечеру, – сказал он, когда Нико пошел к двери. – Речь должна быть хорошей и четкой.

– Справлюсь, – коротко ответил принц. – Главное, чтобы сам знаешь кто не прищемил мне язык.

Снова хлопнула дверь, и на мгновение стало почти тихо. Только волны шумели за иллюминатором, разделенным надвое бликующей водой и алым небом, да шуршала от качки сдвинутая вбок занавеска, сшитая из множества золотистых пластин. Янтарный шарик с мертвым жуком катался по желобку в столешнице, и Кайоши, наблюдая за ним, чуть не уснул. Ему привиделось, что душа застывает в смоле подобно бабочке и ждет перерождения в новом, беззатменном мире. Но упасть в этот сон окончательно Кайоши не удалось. Из полудремы его вырвали голоса, которые никогда раньше не звучали в центральном коридоре. Тут жили порченые, болваны-провидцы и Осита, но никак не веды.

– А ну громче, девоньки! – бодро скомандовала Олья, и хор грянул с новой силой.

Далеко не все руссивки отличались музыкальным талантом, зато петь любили поголовно. Сейчас они затянули что-то непривычно веселое, и то и дело из общей мелодии заусенцами выбивались крикливые и писклявые голоса. Кто-то подвывал на высоких нотах, кто-то почти хрипел, кто-то шепелявил. Худшего хора Кайоши еще не доводилось слышать. Он искренне понадеялся, что там все-таки только веды, а не артисты Липкуда, иначе день обещал скатиться от пасти Змея до хвоста.

«Что они здесь делают?» – удивился Кайоши, а потом расслышал слова песни:

Ой-ой, наш Княжна да красоте-енюшка!
Ой-ой, у кого тут День рожде-еньюшка?
Мы пирог спекли да румя-яненький,
Где же наш Княжна, где наш сла-аденький?

И тут Кайоши до такой степени живо прочувствовал пляску мурашек по своей спине, что готов был с ними познакомиться.

Он ведь совсем не подумал о реакции жителей «Мурасаки» на этот праздник. В Чаине в такие дни все было просто и понятно. В храм присылали гонцов с подарками от Ли-Холя и чиновников. Под навесами ставили большие столы, которые накрывались за счет Кайоши, и весь день вокруг толпились жадные до угощений толстяки. Провидцы вежливо поздравляли сына Драконов и с наступлением сумерек приносили ему дорогие вещицы, а он сидел на подушке перед очередью, слушал песни монахов о собственном здравии и ждал, когда закончится этот скучный, многолюдный день. Ближе к ночи запускали фейерверки и, если Кайоши того хотел, заявлялись мэджу.

Но веды не знали традиций Чаина, а их собственные могли круто отличаться от принятых на родине Кайоши.

Кто-то бахнул возле двери чем-то твердым – сапогом? – и голос Ольи громко сказал:

– Эй, Княжна, ты там не голый? А то мы заходим!

Веды захохотали, и Кайоши пришлось два раза повторить приглашение. В первый раз его не расслышали из-за смеха. Дверь пнули, и вошла Олья, а за ней, как грибы-вешенки, сгрудились в проходе остальные руссивки и весело глядели одна поверх другой. Кайоши отметил, что здесь только молодые девицы. Все до одной румяные и веселые, в ярких платьях, наскоро пошитых из нарядов Доо и Ясурамы.

Олья неспроста открывала дверь ногой. Руки у нее были заняты большим медным тазом.

– Зачем вам вода? – не понял Кайоши, искоса глянув на то, как веда заворачивает рукава до локтей.

В Чаине женщины не оголяли при мужчинах запястья, и провидцу стало неловко.

– Это кипяток заговоренный, – сказала Олья, ставя таз на табурет и подвигая к нему кресло Кайоши. – В Мамкин день… Ну, день рожденья по-вашему, у нас всегда воду кипятят и, пока она не остыла, всей семьей заговаривают. Это как… Вроде той воды, в которой ты был, пока не родился. Сила в ней большая. Все, что наговоришь в этот день, вода сохранит. Уж мы, Княжна, так расстарались, что ты у нас после нее бегать начнешь!

– Мне нужно это выпить? – брезгливо спросил Кайоши.

Он даже не думал отказываться. С Ольей спорить себе дороже.

– Нет, пить не надо. Окунать тебя будем, – пояснила Олья, и прежде чем Кайоши что-то понял, сзади к нему подбежала Мунька и собрала волосы, а еще две девушки подняли посудину, и Олья смачно макнула Кайоши лицом в воду.

А потом еще и еще, и так шестнадцать раз по количеству прожитых лет. Провидец молился, чтобы рядом оказался остроух или хотя бы Осита. Но никого из наемников не было снаружи: Липкуд всех сгреб себе в помощь, а шумного слугу Кайоши отправил на палубу, как только началась мигрень, и велел не возвращаться, пока солнце не поднимется над водой на два пальца.

– Ну как? – весело спросила Олья, промакнув лицо одуревшего Кайоши полотенцем. – Ох ты, смотрите, девоньки! Порозовел!