В российском обществе пока еще существует нечто, напоминающее либеральный фон. Не все еще позабыли идеалы августовской «революции духа». Увы, новые властные тенденции, похоже, направлены на выкорчевывание этих идеалов. Большевики получают свой коровий хорал. «Несокрушимая и легендарная» продолжает свой поход под прежним устрашающим монохромом. Надо бы еще посадить двуглавого на серп и молот, как в Третьем рейхе имперский орел сел на свастику. Волей-неволей возникает впечатление, что власть как бы испытывает людей: что еще они «скушают», промолчат или заговорят? Медленно, но упорно страну поворачивают вспять.
Оглядываясь на период первых российских Госдум, Маклаков с горечью писал: «История выработала два крайних типа общественных деятелей — “прислужников” и “бунтовщиков”. Независимых, самостоятельных, но лояльных по отношению к власти людей жизнь не воспитывала».
Мне все-таки кажется, что сейчас, по истечении первого постсоветского десятилетия, в обществе появился новый человеческий тип, не бунтовщик и не прислужник, но независимый и твердый либерал, своего рода российский европеец.
Впрочем, может быть, я не прав. Может быть, мы все уже устали, перекосились и готовы к тому, чтобы мутноголовые «технологи» начали из нас лепить фигуры по своему вкусу. Увы, нередко кажется, что «пробу на либерализм» Россия снова не выдержала.
Хватит вилять хвостом
Пятого сентября сего года мне позвонили из одной московской уважаемой газеты. Молодой журналист бодро напомнил, что исполняется вторая годовщина ночных взрывов, уничтоживших жилые дома со спящими жильцами.
— Мы тут опрашиваем деятелей политики и культуры, хотелось бы, ВП, узнать и ваше мнение по поводу этих печальных событий и их последствий.
Признаться, мне не особенно интересно было повторять то, что я уже многократно говорил в этой связи в разное время и в разных местах, в том числе и во время прошлогоднего московского конгресса ПЕН-клуба. Отказываться от повторов, однако, было некрасиво, и я повторился.
Журналист, очевидно, моих прежних выступлений не читал и был ошеломлен.
— Как же так, ВП, значит, сейчас вы не считаете, что взрывы были устроены спецслужбами?
Очевидно, он вычислил меня как человека, который должен принадлежать к числу тех, кто так считает.
— Ни тогда не считал, ни сейчас не считаю, — ответил я. — Не думал так ни одной секунды.
— Значит, вы считаете, что след ведет в… — он не закончил фразы и даже как бы задохнулся от неожиданных предположений.
— Не след туда ведет, а большая дорога, засыпанная гексогеном, — сказал я. — Только слепой не заметит.
Далее последовал нервный диалог, в котором упоминались имена Басаева, Масхадова, Хаттаба и Усамы бен Ладена. Журналист никак не мог понять, как это либеральный писатель может быть на стороне спецслужб.
— Да вы поймите, мой друг, — говорил я, — у меня нет никаких симпатий к спецслужбам, когда они, скажем, разбираются с НТВ и «олигархами», однако это не они взрывали дома, хотя бы потому, что это взрывали террористы, осуществляя свой глобальный план «исламской войны». Грубейшую дезу о спецслужбах подбросил Удугов, и просто удивительно, как легко на нее купились многие наши либералы. Да и не только наши.
— Значит, и в Америке так думают? — спросил он;
— Да, многие так думают и в Америке.
— А сейчас? Как там сейчас вспоминают о московских взрывах?
— Никак не вспоминают. Почему? Да просто потому, что и своих взрывов достаточно.
Этот диалог произошел за шесть дней до того момента, когда я утром включил телевизор и увидел горящий, как факел Апокалипсиса, северный небоскреб Всемирного торгового центра. Звучал голос потрясенного президента СИМ. Его офис находился напротив, и он своими глазами десять минут назад видел, как в стеклостальную громадину врезался пассажирский самолет. «Второй идет», — вдруг завопил он. На экране в этот момент второго самолета видно не было, но взрыв увидели все. Через день в немыслимом потоке чудовищных новостей промелькнуло сообщение: бен Ладен в интервью пакистанской газете сказал, что американцы сами это сделали. Еще через день хамазовцы в Палестине заявили, что это дело рук израильского «Моссада». Вот кому, значит, отдали свои жизни девятнадцать арабских маньяков.