Зеница ока. Вместо мемуаров

Между тем в западной прессе, в том же «Геральде», неизменно называют Басаева «лидером повстанцев». Бандитов часто именуют «исламистами». О взрывах в Москве упоминают с обязательным добавлением «якобы»: «…террористические акты в Москве и других городах России, якобы совершенные чеченскими исламистами…»

Журналистка «Нью-Йорк таймс» публикует репортаж из чеченских окопов в «отбитой у врага» станице Червленная (когда она была отбита, если там уже целую неделю стоят федеральные силы?). Она разговаривает с боевиками, и те радостно навешивают ей лапшу на уши. Один из них, юный электрик из Алма-Аты, приехал сражаться по призыву Аллаха. Второй, юный сварщик из Ташкента, воюет под защитой небесных сил и потому не боится российских самолетов. Третий, юный пчеловод из Дагестана, будет здесь биться до победы, а потом поедет в другие места, где бьются. Журналистке даже не приходит в голову — во всяком случае она этого не показывает, — что перед ней банда наемников.

Вернемся, однако, к «Свободе». Посторонним может показаться, что тамошние журналисты просто-напросто выполняют указания своего американского начальства, но я не посторонний и знаю, что это не так. Даже в годы холодной войны, когда я там сотрудничал, на станции всегда возникало влиятельное ядро русских интеллектуалов, которые распространяли свое мнение и на американскую администрацию. Так и сейчас существующее на станции ядро интеллектуальных разночинцев влияет на начальство гораздо сильнее, чем оно на них. У этих людей на все внутри и вне их круга всегда готов свой шаблон. Ничего зловещего в этом шаблоне нет, он состоит из благороднейших побуждений и даже соответствует той дефиниции русской интеллигенции, что была предложена Набоковым в его письме Эдмунду Уилсону. Согласно этому шаблону, малое всегда лучше большого. Большое всегда стремится подмять малое, и если малое сопротивляется, справедливость всегда на его стороне. Реальность, увы, не всегда соответствует этой тезе. Малое иногда становится абсолютным злом, и именно так обстоит дело в Чечне.

Говоря об «абсолютном зле», я, конечно, не считаю Россию воплощением абсолютного добра. Этой стране, которая сейчас старается втереться в число «Большой восьмерки» процветающих демократических стран, досталось дурное наследство. За ней еще от Ивана Грозного тянется шлейф безжалостного империализма. Загребущим ее большевистским лапам трудно разогнуться в открытую ладонь. И все-таки сейчас это уже другая страна. Автократия сменилась клептократией, что в общем-то не так уж противоречит зачаткам демократии. В этом странном обществе распространяется всеобщий «слив», но не так уж сильно процветает тотальная ложь. Разделившаяся на множество разных кланов и направлений пресса не позволяет врать внаглую. В отличие от чеченских «полкомов», которые даже своего президента превратили в заурядного агента тотальной дезинформации, российские генералы остерегаются врать. Если подыскивать однозначное определение российской ситуации, можно предположить, что здесь правит «парадоксальный парадокс». Чекисты родины, еще недавно осуществлявшие презренный сыск и контроль по всему идеологическому пространству — на экранах иногда даже появляется один из душителей альманаха «Метрополь», — сейчас волею судеб стали борцами против абсолютного басаевского злодейства, а стало быть, защитниками этой недозрело-перезрелой демократии.

В историческом смысле российская цивилизация, разумеется, переживает период распада империи. Его не остановить, но речь сейчас идет не о сохранении империи, а о возможности создания на ее месте обширного демократического содружества. Удастся ли преодолеть всеобъемлющий цинизм, жадность, жуликоватость, найдется ли в конце концов хоть какой-нибудь позитивный потенциал — вот в чем вопрос.

Чеченская Ичкерия, как побочный продукт имперского распада, хотя и кажется некоторым представителям интеллигенции содружеством суровых борцов за независимость, по части дегенеративных признаков дает сто очков вперед парадоксальной метрополии. Национальное самоопределение всегда было священной коровой, воспитанной в разночинных традициях интеллигенции. На примере Ичкерии мы видим, какие плоды иной раз могут принести эти страстные импульсы. Мрачнейшее феодально-рабовладельческое царство, в практике которого мы видим постоянный садистский постулат рассечения человеческой плоти, вырастает там на поле независимости. Римское право, Десять заповедей, Кодекс Наполеона, всевозможные хартии прав человека, Устав ООН, то есть все основные вехи на пути человеческой истории, не существуют на этом пространстве, а шариат используется лишь как прикрытие для разбушевавшихся комплексов неполноценности.