Хочется думать, что президент понимает важность не только молчания, но и речи. Недвусмысленное его заявление по поводу прошлого даст больше гарантий гражданским свободам, чем любая отвлеченная декларация. Хорошо бы его «технологам» подтолкнуть его в этом направлении. Или, может быть, они подсказывают наоборот?
В российской действительности сейчас какую-то странную роль играет звукосочетание «пи-ар». Иногда кажется, что публика не совсем точно понимает значение этих звуков, похожих — кто спорит? — на крики попугая капитана Флинта: «Пиастры! Пиастры!» Забыта первооснова, public relations, то есть просто-напросто «по связям с обществом», преобладает что-то технологическое, ну, вроде «лапшу на уши».
Либерал — это прежде всего джентльмен, то есть человек с манерами. Это совсем не означает, что он цирлих-манирлих, кисейная барышня. Конечно, он за обедом пользуется салфеткой и не плюется на улице, однако он может употребить сильное выражение, если оно правильно вписывается в стиль. Стиль либерала — это чувство юмора, милостивые государи. Поменьше «звериной серьезности», господа, тогда вы немедленно разпознаете неджентльмена, антилиберала по манерам нахрапа, по жестам хапка.
Считается, что прагматизм неизбежно сопряжен с определенной степенью обмана, с нашей привычной российской обгубаловкой, однако либерал знает, что самым прагматическим способом ведения дел является честность, верность джентльменскому слову.
В несовершенном нашем мире либерал, увы, не может быть толстовцем, однако, сопротивляясь злу, он не может поступиться своей спецификой.
Одним из важнейших вопросов либерального бытия являются отношения с властью. Либерал — это естественный член «конструктивной оппозиции», неважно, существует ли она в виде оформленного движения или просто является общественным настроением. Он не стремится к подрыву правительства, выбранного на конституционной основе. Напротив, конструктивная критика может даже усиливать определенную сторону правительственной деятельности. В любом правительстве, кроме тиранических, проявляются как авторитарные, так и либеральные тенденции. Либерал стоит за усиление последних и за ослабление первых, ибо либеральные тенденции способствуют укреплению гражданских свобод, а следовательно, союзу правительства и народа.
Авторитарные тенденции создают мнимую силу, которая на поверку всегда оказывается барахлом. Либеральные тенденции открывают дверь в клуб цивилизованных и обеспеченных стран. Авторитарные — втягивают в круг восточных сатрапий, таких как Ирак, Ливия, Китай, Иран, Северная Корея, Куба, арафатовская Палестина, где царят жестокость и бесноватость, где народ нищ, а власть жирна.
В случае возникновения влиятельного либерального слоя у «благоустроенного» правительства появится сильный довод для опровержения авторитарного экстремизма и, в нашем случае, для предотвращения «перестройки наоборот», то есть возврата, пусть даже частичного, к советской системе. Власть должна ощущать присутствие в обществе весомой группы граждан, стоящих на позициях конституционного либерализма.
Конституция — это священная корова либерала в том смысле, что он уходит из общества, когда она вырождается в свинью. Леонтович часто цитирует выдающегося либерала Маклакова. Говоря о кратком периоде подлинного применения конституции, тот пишет: «…конституция стала воспитывать и власть, и самое общество». Значит, подлинная конституция становится не только руководством к действию, сводом прав и обязанностей, но и системой воспитания. Только либеральная конституция, основанная на здравом смысле и высокой этике, может выполнять такую роль. Маклаков добавляет: «А настоящая конституция ведь по сути своей не может быть нелиберальной». Говоря о «настоящей конституции», надо постоянно иметь в виду опыт возникновения «фальшивых конституций». Последние не воспитывают в гражданах ничего, кроме свинства.
Каким образом либерал может осуществлять свое право на критику власти? Разумеется, прежде всего через средства массовой информации. Конструктивная оппозиция, как организованная, так и стихийная, невозможна без свободного доступа на страницы печати, в эфир, на экран, в Интернет. Она не может работать в подполье, а будучи втоптана в подполье, перестает существовать. Ее место занимает подпольщик, то есть человек радикальных действий.