Зеница ока

И еще вдруг заметил Даулетов, как польщен Сержанов. Чем, казалось бы? Простым «спасибо»? Да он сам в течение двадцати пяти лет хулу и хвалу сыпал направо и налево. А вот поди ж ты, поблагодарили его — и рад-радешенек. И не стал директор портить настроение своему помощнику.

А Сержанов и впрямь весь день ходил веселый и даже какой-то торжественный. Не прятался, как обычно, в своем кабинете-чуланчике, а старался почаще попадаться директору на глаза. И под вечер вдруг предложил:

— А что, Жаксылык Даулетович, почему бы нам и не встретиться за столом? Не посидеть по-приятельски, по-семейному?

Хотел Даулетов спросить: а что за событие? Но не стал. Уже само приглашение было событием.

В условленный день и час пришли они со Светланой к Сержановым. Дверь открыла Фарида, а хозяин тем временем мирно беседовал с каким-то стариком, вероятно, со своим братом. Мирно, пожалуй, лишь с виду. Брат оказался колюч и занозист. Не успел Даулетов познакомиться, как старик не без издевки спросил:

— У тебя, сынок, дома тоже три гарнитура? Даулетов опешил.

— Пока и одного нет. Мебель, конечно, имеется, но так… разрозненная.

— Успеешь еще, — подначивал старик, — Если с работы не снимут, то обставишься.

Не нравились намеки Сержанову, но выручила Фарида:

— Разве гарнитуры с зарплаты? Дочерей рожать надо почаще…

Светлана, еще не успевшая освоиться с незнакомой обстановкой и не зная, шутят ли здесь или говорят всерьез, спросила:

— Сколько же нужно родить дочерей, чтобы заиметь три гарнитура?

— Трех, не меньше, — лукаво сощурила глаза Фарида. — Тебе, дорогая, еще рано мечтать о гарнитурах. Всего одна Айлар, да и та маленькая.

Старик хлопнул себя по колену ладонью, выражая этим и удивление, и возмущение:

— Ты что же это, сноха, продаешь дочерей? Калым берешь?

— Продавать не продаю, каин-ага.[11] А без калыма как же? Без калыма и свадьба не свадьба. Вроде ненужную вещь отдаешь. Нет, дороги они нам… Вот заберут у вас голубушку Шарипу, тогда поймете, как она вам была дорога.

- Ни одну из них не принуждал, — пояснил Сержанов. — Все по любви выходили. Но должно же что-то в доме родительском на память остаться? — И вдруг повеселел:- А знаете, Жаксылык Даулетович, мы ведь с Фаридой не простые тесть и теща, а интернациональные. Одна дочь вышла за украинца, вторая — за молдаванина, третья — за армянина, четвертая — за осетина.

— Еще одна — за узбека, — подхватила Фарида, видя, что муж того гляди замнется, вспоминая зятьев, — а последняя за татарина.

— Вот-вот, — засмеялся Сержанов. — Вернул я татарам долг. Фариду-то свою у них взял. Да и ты, брат Нуржан, — обратился он к старику, — поторопил бы свою Шарипу, а то… — и он развел руками.

— Сама решит, — нехотя отозвался рыбак. Сказал и понял, что жаль, невероятно жаль ему расставаться с дочерью. Если выйдет она замуж, то он даже и не представляет, как один без нее жить станет.

— Такая красавица, такая умница, — не унимался Сержанов. — Да вы же видели ее на Арале, — повернулся он к Даулетову. — Помните?

Конечно, видел. И, конечно, помнил. Но в вопросе Сержанова ему почудился подвох, намек. «Неужели заметил что-то?» — испугался Даулетов, испугался и застыдился собственного страха, вот уж точно сказала Шарипа: «Час вора короток». Испуг долог.

— Что, действительно такая красавица? — Светлана спрашивала у мужа, и в голосе ее не было ничего, кроме простого, естественного любопытства.

— Да, — коротко ответил Даулетов. Он удивился простодушию жены. Она, похоже, и мысли не допускала, что у нее может быть соперница.

«В ком же ты так уверена? — размышлял Жаксылык. — В себе? Во мне?.. Или в Айлар?» Когда заговорили о Шарипе, в лице Даулетова что-то неуловимо изменилось, но и неуловимое не могло скрыться от острого взгляда Сержанова. Тут и кольнула его первая легкая догадка. «К вертолету тогда они оба вернулись какие-то возбужденные, что ли? А если?.. Почему бы и нет? Даулетов еще джигит. Я в его годы…» — подумал Сержанов и решил помочь директору переменить тему.

— Где ужинать будем, гости дорогие? За столом или на ковре дастархан расстелем?

Светлане хотелось за дастарханом, в этом была особая экзотика, даже пища ей казалась вкуснее, если берешь ее руками, сидя на мягкой бархатной подушечке. Настоящий восточный обед только за дастарханом. Но… она с сожалением взглянула на свою короткую, до колен всего лишь, юбку.

Фарида перехватила взгляд.

— Ничего, ничего, — вмешалась она. — Сядем за стол. И вам, каин-ага, будет легче — деревяшку под себя не очень-то подогнешь, и на стол накрывать проще.

Пока накрывали на стол, пока сервировали и приносили блюда, шел обычный гостевой, необязательный разговор, в который Даулетов по своей всегдашней привычке почти не вступал. Он внимательно смотрел на старого рыбака и не мог отделаться от впечатления, что где-то уже его видел. Но где? Когда? Неужели?..

— Нуржан-ата, а не памятен ли вам один случай? Это было в конце войны. Вы шли… — Даулетов сбивался от волнения, — …вы на костылях были. Здесь проходили, недалеко… У Песков старой Айлар. У холма, где кладбище… Помните?