Зеница ока

— За тебя, сынок, и я выпью. Будь счастлив. — И Жаксылык принял тост. Принял, хоть его чуть не стошнило от избытка приторности. Принял, но понял, что дольше находиться тут не может.

— Спасибо, хозяева. Все было превосходно. Однако нам уже пора.

— Фарида! — поднял голову Сержанов. — Поторопись, дорогая.

Фарида буквально вспорхнула со стула, выскочила в соседнюю комнату и мигом вернулась, неся три свертка. Один положила перед Светланой, второй — перед Даулетовым, третий — перед Нуржаном.

По обычаю, гостям, перед тем как расстаться, вручают подарки. Отказываться от них не принято. Хозяина обидишь. Даулетов обычай знал. А взять преподнесенное не мог. Повторялась история с Завмагом.

Спокойно, но так, чтобы заметила Фарида, он подвинул свой сверток к сидевшему рядом рыбаку.

— Э-э! — протянула недовольно Фарида. — Так не пойдет. Тут вещь для вас, специально, вашего размера. Возьмите!

— Нет! — Даулетов встал. — Спасибо, но у нас со Светланой все есть. — Светланин пакет он тоже подвинул к рыбаку.

— Обижаете хозяйку! — помрачнел Сержанов. — Не по-нашему это. Не по обычаям.

— А мы не отказываемся. Считайте, что подарки взяли, а теперь вручили их от себя Нуржану Сержановичу. Никакой обиды.

Светлана залилась краской. Стыд-то какой! Глаза ее были широко открыты, и в них — ужас. Муж последнее время творил что-то невероятное!

— Спасибо за гостеприимство! — поклонился Даулетов хозяйке. — Ждем теперь вас у себя.

Светлана обняла Фариду и поцеловала: — Простите…

Обратно шли молча. И только когда переступили порог собственного дома, когда закрыли входную дверь, только тогда Светлана дала волю гневу:

— Нельзя так! Ты позоришь себя. И меня. Нас позоришь. Ты ни с кем и ни с чем не считаешься. За что оскорбил людей? За что? Они старались, они добра хотели. Это же обычай, традиции. Традиции твоего народа. Слышишь? Твоего. Я и то понимаю. Я, русская, понимаю. А ты, каракалпак, степняк… Эх, ты!..

— Какие традиции? — закричал Даулетов. — Традиции народа не могут быть безнравственными.

— Опять со своей нравственностью…

— Да, с ней. С ней. Сама подумай: сидим за столом, я — младший из мужчин, и мне вручают баранью голову. Не аксакалу, не хозяину. А мне. Потому что директор. Это что, по-твоему, тоже традиция? Или подхалимаж? А подарки? Да, положено гостя на прощание одарить. Но ведь это уже не подарки, это взятка. Разве подхалимство и взяточничество — это народные обычаи? — Он вздохнул и продолжил уже спокойнее: — Ты же работала в Хиве и знаешь, что хан ел плов раз в неделю. Хан! А меня, когда ездил инспектировать колхозы, пловом трижды в день потчевали. Вот и сосчитай, во сколько раз я был знатнее хана. Народные обычаи, говоришь? Но народ состоял из баев и из дехкан. Откуда у нас, у потомков дехкан и пастухов, байские замашки? Да что там байские. Мы за норму считаем и то, что даже хану не по карману было. Откуда?

Светлана действительно, как многие приезжие и как человек, изучивший историю каракалпаков, с почтением и даже благоговением каким-то относилась к традициям чужого для нее, но ставшего близким народа. Она была убеждена, что обычаи Востока невероятно прочны, особенно в аулах, что они по-прежнему нерушимы и святы и что нет худшего оскорбления для аульчанина, чем нарушение обычаев и обрядов. Она, конечно, знала, что свои нравы есть у любого рода-племени, есть они и у русских, но почему-то полагала, что у ее соплеменников традиции могут и должны меняться быстрее, чем тут, на Востоке, на великом древнем самобытном Востоке. Сама она, разумеется, не очень-то блюла заветы предков, но вот когда ее муж или его ровесники не считались с подобными заветами — это ее очень огорчало.

— Послушай, Жаксылык. Если есть обычай одаривать гостя, то должен быть и узаконенный традициями способ вежливого отказа. Должен быть, и ты его обязан знать.

«А ведь верно, — подумал Даулетов. — Был, видимо, такой способ. Забыли мы его, что ли, за ненадобностью? Привыкли брать, когда дают, и отвыкли отказываться. А может, зря на других грешу? Может, только я его не знаю? — укорил он себя. — Вообще, если по-честному, слишком плохо знаю историю и традиции своего народа. Стыдно это».

Жаксылык разделся и лег спать. А Светлана зачем-то вышла на кухню, и слышно было, как громыхает она посудой. Сердито громыхает.

Пока Светлана возилась на кухне (зачем возилась? Да просто так, чтоб раздражение поумерить), она услышала легкий стук в окно. Открыла раму и увидела Фариду.

— Светлана-келин, — шепнула она, — вы сегодня очень обидели нас. Разве это хорошо, сестрица? Ержан сказал: «Иди, и если не возьмут подарки, не возвращайся». Что делать мне? — и она протянула свертки.

— Нет, что вы? Я не могу. Вы же видели…