Зеноби

Из машин начали выбираться люди в белых одеждах с традиционным арабским головным платком, который держался за счет тоненького обруча, название которого мне никогда не было интересно. В каждой машине, кроме водителя, находилось по одному бодигарду. Высокие, упитанные парни в черных костюмах и белых рубашках, в однотипных солнцезащитных очках. Вся эта представительная делегация, состоящая, видимо, из богатых и знатных людей, дождалась, пока к ним не присоединятся арабы из внедорожников, припаркованных снаружи — похоже, их статус был ниже — и, сопровождаемая скачущим перед ними господином Труассо, двинулась в подготовленные для них палатки, минуя здание директората. Ведомые нашим директором, они скрылись в первой палатке, оставив кучу здоровяков в черных костюмах на входе.

Мне было любопытно, и я продолжал наблюдать: минут через десять из палатки вышел Труассо и дал указания своему помощнику арабу. Тот, подойдя к водителям фур, начал активно жестикулировать, и машины пришли в движение. Оба рефрижератора и одна простая фура двинулись вглубь лагеря и остановились на равном промежутке друг от друга. Водители открыли двери, отобрали из собирающейся толпы по двое парней, поднялись в кузов и уже оттуда начали скидывать прямо на руки подходящим людям небольшие мешки.

Как уже я узнал вечером, в каждом мешке был готовый продуктовый набор: мороженая курица, по три килограмма баранины, риса и муки. Третья фура была забита одеялами и подушками, это было видно даже с моего места. Мирно начавшаяся раздача грозила перерасти в ссору, когда толпа беженцев стала больше. Криками, угрозами, а то и прекращая раздачу, водители со своими добровольными помощниками навели относительный порядок. Раздача примерно продолжалась часа два с половиной. Все это время четвертая фура стояла там, где и остановилась, въехав в лагерь. Ее водитель дремал, откинувшись на спинку кресла. Потом к нему подошли несколько сотрудников из дирекции, и водитель, умудрившись развернуться на довольно малом пятачке, подогнал фуру к складскому помещению, практически примыкавшему к зданию администрации с правой стороны. Там тоже началась разгрузка.

Так как ничего интересного больше не происходило, я вернулся в свою палатку, и мы с девочками пообедали. Когда мы заканчивали есть, зафырчали двигатели фур. Судя по всему, раздача гуманитарки была закончена. Чуть позже выйдя на улицу, я увидел, что все фуры, кроме четвертой, уже находились за пределами лагеря. Через полчаса и последняя фура покинула нашу территорию.

— Сейчас начнется парад лицемерия и ханжества, — прошептала мне Аиша, которая вышла вслед за мной и также внимательно наблюдала за всем происходящим. Что происходило в палатке, где тусовались саудиты, нам было неизвестно, подходы к ней надежно охранялись. Спустя примерно полчаса на центральной линии лагеря стала собираться толпа женщин и девушек, мужчин практически не было видно. Они выстраивались по левую и правую стороны, оставляя в центре коридор шириной в шесть метров. Я понял, что приближается момент, так нелюбимый Саидом и, поудобнее устроившись на стульчике, приготовился ненавидеть саудитов еще больше.

Шло время, а из палатки никто не показывался. У меня уже мелькнула мысль, что, возможно, Саид преувеличивал, когда отдернулся полог и первым на свет появился Труассо. За ним неторопливой походкой стали выходить гости. Один из них, помоложе, что-то сказал на ухо охраннику. Тот кивнул и, взяв с собой еще двоих охранников, отправился к внедорожникам. Открыв багажники, они вытащили оттуда большие корзины и направились с ними к ожидавшим их арабам. Содержимое корзин мне не было видно.

Группа из двенадцати арабов разного возраста вместе с нашим директором и охранниками вышли на центральную линию и медленно двинулись к ожидавшему их народу. Против своей воли, ведомый любопытством, я последовал за ними на некотором отдалении.

Дойдя до первой волны людей, саудиты остановились. Их вопросы, обращенные к беженцам, были просты — все ли у них есть, нуждаются ли они в чем-либо. По ходу общения приехавшей делегации ее охранники, заметив в толпе детей, раздавали им маленькие кулечки с конфетами. Вот что, оказывается было в корзинах!

Я подошел немного ближе в тот момент, когда полноватый араб, видимо, главный из делегации, остановившись против матери с красивой девушкой, повел с ними диалог. Хотя мне мешал гомон людей, удалось понять отдельные фразы «жена», «достаток», «богатый принц». Видимо, старый козел положил глаз на девушку, а та была хороша: несмотря на то, что она стояла, потупив глаза, даже с моего места был виден румянец на ее смуглых щеках. Густые, длинные и черные ресницы нервно трепетали, брови — как крылья ласточки, некрашеные алые, чуть пухловатые губы.