И ночью мне не давал покоя происшедший у нас разговор с доктором Билялем. На ум приходили сказанные им слова, я размышлял над ними и в конце концов пришел к выводу, что единственный путь к спасению людей — это уничтожение эксплуатации, использующей высшие достижения мысли человека для его порабощения, с одной стороны, и искусственного разжигания серьезных конфликтов, несущих гибель лучшему, что есть на земле, — с другой. Это было бы первым шагом к объединению человечества во имя всеобщего блага на основе разума и науки. Человека станут тогда воспитывать как члена единого мирового сообщества. Ему самому будет обеспечена безопасность, а его творческим силам — безграничное развитие, возможность создавать новые ценности и смело продвигаться вперед к подлинному познанию нашего прекрасного и полного тайн мира. От этих мыслей о будущем во мне пробудилось чувство признательности судьбе за то, что я принадлежу к поколению, путь которого — уже близящийся к концу — пролегает через удивительную, исполненную борением добра со злом, грозную, как кратер вулкана, эпоху.
Через несколько месяцев я встретил Абдо Басьюни в салоне доктора Махера Абд аль-Керима и спросил его о сыне. Абдо сказал, что сын уехал и что вскоре дочь тоже отправится в США.
— Сердце за них болит, — понизив голос, признался он мне, — хотя годы научили меня покорности судьбе. Не скрою, я понимаю их, жаль, что мы с тобой не получили специальности, с которой можно было бы эмигрировать.
— Наука интернациональна, а люди нашей профессии занимаются домашними проблемами, — заметил я.
Я поделился с Абдо теми мыслями, на которые навел меня разговор с его сыном, и это его рассмешило.
— Мы старики, нам немного надо, — сказал он. — Мне для личного счастья достаточно по утрам стакана кофе с молоком да пары бисквитов…
Сурая Раафат
Я увидел ее в 1935 году, когда поступил на службу. Она заходила в министерство к своему дяде. Он представил меня ей, и мы познакомились. Сурая училась в педагогическом институте и по окончании должна была стать учительницей. Лицо у нее было довольно обыкновенное, но фигура прекрасная, а глаза светились умом. Аббас Фавзи, начальник секретариата, заметил мой интерес к девушке. Однажды после ее ухода он, подписывая принесенные мной бумаги, сказал:
— Пора тебе обзавестись домом и семьей.
Я понял, что он раскусил меня.
— Вы так думаете? — спросил я.
— Твой чистый заработок составляет восемь фунтов. Этого достаточно, чтобы взять двух жен сразу!
Я засмеялся и сказал с сомнением, свойственным нашему поколению:
— Хорошо ли это, брать в жены служащую?
В своей обычной насмешливой манере Аббас Фавзи ответил:
— Непутевая может попасться и среди тех, кто сидит дома, а одна из служащих, глядишь, и окажется порядочной.
Я воспринял эти слова как косвенное предостережение, но обаяние девушки было столь велико, что я пренебрег всякими советами и как мог старался упрочить наше знакомство. Как студентка, она пользовалась некоторой свободой, и это могло заставить усомниться в ее нравственности. К тому же черные глаза Сураи смотрели весьма смело, и, встречаясь с нею взглядом, я испытывал сильное смущение. Этого было, казалось, достаточно, чтобы насторожить меня, но это же меня к ней и притягивало. Однажды, не имея в виду ничего худого, но вместе с тем втайне рассчитывая на приключение, я дождался Сураю у выхода из министерства и пошел ее провожать.
— Что, если мы посидим где-нибудь немного? — предложил я.
— Зачем? — спросила она с удивлением.
— Чтобы познакомиться поближе.
— Сегодня я не могу, — сказала Сурая и хотела было распрощаться, но я удержал ее:
— Вы не сказали, когда мы встретимся.
Слегка замедлив шаг, она проговорила:
— Ну хорошо, в понедельник, в десять часов утра, в зоопарке.
Ее согласие несказанно меня обрадовало, но в то же время подтвердило мои опасения насчет того, что она излишне вольна в своих поступках. И все-таки жажда приключения взяла в моей душе верх над благоразумием. Мы встретились у ворот зоопарка, гуляли по дорожкам и разговаривали. Я сказал ей, что она мне очень нравится. Потом мы беседовали о нашей жизни, о планах на будущее. Мне трудно было бороться с влечением, которое я испытывал к ней. Я был уверен, что Сурая ответит на мои чувства, раз уж согласилась прийти на свидание, и при первом же удобном случае, когда поблизости никого не было, попытался ее поцеловать. Сурая отстранилась, взглянула на меня и, очевидно, прочла в моих глазах что-то такое, что ей не понравилось.
— Что с вами? — сердито спросила она.
Указывая на укромную аллею, я пробормотал:
— Пойдем посидим там.
С изменившимся выражением лица она решительно сказала:
— Мне кажется, вы плохо обо мне думаете.
Меня словно холодной водой окатило.
— Нет, вовсе нет! — воскликнул я.
— Я, наверное, ошиблась, хорошо подумав о вас…
Чувствуя искреннее раскаяние, я с жаром произнес:
— Ради аллаха, не говорите так.