Зеркала

Что он имел и виду, я понял позже, когда узнал, что Адли, хоть и любит светских красивых женщин, на самом деле предпочитает им самых низкопробных проституток.

В 1938 году он окончил университет с опозданием — из-за многократных провалов на экзаменах — на четыре года. Используя все свое влияние, паша пытался устроить сына в государственную прокуратуру. Однако туда принимали только после тщательной предварительной проверки кандидатуры. Обнаружилось, что жилище Адли в саду дворца превращено в притон. Об этом уведомили пашу, и в просьбе ему было отказано. Он пытался поговорить с Адли начистоту, но услышал презрительный ответ:

— Государственная прокуратура — довольно забавное заведение!

Отец вышел из себя, сын тоже. Потребовалось вмешательство старшего брата Адли, чтоб успокоить их. Договорились, что паша оборудует дом, где жил Адли, под частную адвокатскую контору, а свои вечеринки Адли будет устраивать где-нибудь в другом месте. Одну из двух комнат дома обставили как кабинет, разместив в ней необходимую юридическую библиотеку, и у входа во дворец появилась дощечка с именем нового адвоката. Но договоренность оставалась в силе считанные дни, а потом все возвратилось на круги своя. Вернулись приятели, и снова пошла по кругу трубка с гашишем, навсегда захватившим Адли в свой плен. Под видом клиенток новоиспеченного адвоката его приятели приводили с собой проституток, и контора стала одновременно и курильней гашиша, и публичным домом. Как-то ночью, напившись до потери сознания, одна из проституток нагишом плясала в саду при свете луны.

Впервые тогда паша дал выход своему гневу, обрушившись на сына с руганью и проклятиями. Сын в долгу не остался. Отец дал ему пощечину. Адли пригрозил избить отца. В конце концов паша выгнал его из дому, запретив показываться ему на глаза. Произошло это в первые дни второй мировой войны. Адли ушел из дворца в чем был. Ночевал у своих приятелей, то у одного, то у другого, и они давали ему разные советы. Предлагали подыскать какую-нибудь работу, чтоб он мог хоть как-то перебиться, но Адли с гордостью отвечал:

— Я предпочитаю бродяжничать.

Реда Хаммада предложил ему работать адвокатом в своей конторе, но Адли заявил, что забыл все законы и вспоминать их не желает.

— Тогда займись любой работой в конторе! — сказал ему Реда без всякой задней мысли.

Адли понял это как предложение работать просто писцом и с гневом воскликнул:

— Презираю тебя и твоих родителей!

Он и в самом деле предпочел бродяжничество, жил на деньги, которые занимал под обещание вернуть после смерти отца. Паше в то время перевалило за семьдесят. Адли голодал, довольствовался лишь бутербродами да вареными бобами. А по вечерам бродил по курильням, где курил гашиш бесплатно. Ночи проводил у друзей или в задней комнате кафе «Аль-Фишауи». Он совсем опустился, похудел, одежда его пришла в ветхость. С виду он был типичным бродягой, но гордость его становилась безмерной, превратившись теперь в наглость. Однажды мы сидели в «Аль-Фишауи», когда он, появившись, подошел вдруг к столику с громким, циничным смехом. Я спросил, над чем он смеется.

— Представь себе, — воскликнул он, — ведь я могу умереть раньше этой собаки!

— Вполне вероятно, — заметил я.

Обругав меня, Адли сказал:

— Я уверую в аллаха, если он поскорее приберет отца к себе. А впрочем, пока я каждый вечер имею возможность выкурить трубку с гашишем, мне нечего жаловаться.

Там же, в «Аль-Фишауи», году в 1947 или 1948 его разыскал посланец брата и, сообщив о смерти отца, пригласил Адли в его дворец. Адли только что накурился и не сразу понял, что ему говорят. А когда эта новость дошла наконец до его сознания, он, пошатываясь, встал и тупо уставился в расписанную арабесками стену. Мысли его все еще бродили неизвестно где. Ни с кем не попрощавшись, он вышел из кафе.

Во дворце Адли встретил брат, председатель суда, и сказал:

— Отец приказал долго жить. Что было, то было. Забудем прошлое.

Проводив его до комнаты паши, он открыл дверь и пригласил:

— Войди, попрощайся с телом отца. Да простит аллах тебя, и его, и всех нас.

Адли вошел в комнату — как он рассказывал нам потом — и остановился у изголовья накрытого тела. Откинув покрывало, долго смотрел в лицо покойного. Накрывая его, пробормотал:

— Чтоб вечно гореть тебе в аду, негодяй!

Одни из нас не верили ни единому слову из этого рассказа, другие, напротив, считали, что Адли способен и на большее. Как бы то ни было, фортуна улыбнулась ему. Паша оставил огромное состояние: земли, дома, наличные капиталы. Адли достались два дома, приносившие в месяц тысячу фунтов чистого дохода, и сорок тысяч фунтов деньгами. Почти все его друзья считали, что годы лишений и нужды должны были научить Адли ценить деньги, обращаться с ними бережно. После похорон паши, окружив его, они в радужных красках стали рисовать картины его будущего:

— Потребности твои теперь скромны, и ты сможешь жить как король до конца дней своих.