Зеркала Борхеса

– Молчи, – попросил Алекс. – Молчи, пожалуйста… Тогда, в Буэнос-Айресе, сеньор Франсиско Асеведо, Генеральный директор компании «Заветные сны», высказался достаточно чётко. Мол: – «Если вы в одном из сновидений получили серьёзное ранение, то тут же, в обязательном порядке, смотритесь в тёмную зеркальную сторону… Тут же! Поверьте мне на слово, но реальная медицина, она намного действеннее той, потусторонней…»… Давай, доставай своё Зеркало. Доставай и смотрись в его тёмную сторону… Быстрей!

– А ты?

– Мы ещё встретимся. Обязательно.

– Хорошо, – с видимым трудом выдохнула Аль. – Я всё сделаю. Только…

– Только – что?

– Машина… Её надо обязательно вернуть сеньоре Санчес. Она очень хорошая, славная и правильная женщина. И, вообще… Не при делах… Сделаешь?

– Сделаю.

– Тогда… Что?

– До скорой встречи, любимая.

– Отвернись, пожалуйста…

Алекс отогнал ярко-лазоревый джип в Канберру и припарковал его возле приметного дома, где проживал криминальный инспектор Хавьер Борхес-и-Гарсия.

Припарковал и пошёл гулять по городу. По бесконечно-грустному городу, наполненному ленивой летней истомой и непонятными ожиданиями.

Вскоре он свернул в какой-то парк, откуда доносились звуки красивой музыки: нечто среднее между томным аргентинским танго и классическим русским романсом. Приятный и немного хриплый мужской голос пел – с лёгким надрывом:

Вы не забудете меня. Я в это верю.
Вы – остаётесь, я – вновь – ухожу.
Такая милая, на краешке постели,
Скорей утрите – эту горькую слезу…

Вы не забудете меня. Я это – знаю.

И наваждением остался жёлтый сон,
В котором вас – так нежно я ласкаю,
В котором в вас – так нежно – я влюблён…

Вы не забудете – дрожащею рукою,

Махнуть мне на прощанье, как всегда.
И бригантина, вновь влекомая Судьбою,
Уходит в море, словно – навсегда…

Я не забуду вас – на краешке Вселенной.

А как вернуться хочется – подчас.
К вам, любящей – так верно, неизменно,
Когда заходит солнце – всякий раз…

Такая милая, на краюшке – постели.

Лишь свет в глазах, да плеч лишь – белизна.
И ваши голые, бесстыжие колени
Во сне опять целую, как всегда…

Такая – милая, на краюшке – постели.

А в небе снова – теплится заря.
Быть может, мне вернутся – в самом деле?
О, господа, рубите ж якоря!

Такая – милая, на краюшке – постели…

Такая милая… И теплится заря…
Такая милая… Да, что я – в самом деле?
Такая милая… Рубите ж якоря!

Такая – милая, на краюшке – постели…

Такая милая… Рубите якоря…

Грустная песенка, но – при этом – и очень правильная.

– В латинском алфавите осталось ещё достаточно много букв, – задумчиво пробормотал Алекс. – Столько ещё интересного можно увидеть… Но зачем мне – всё это? Без Неё? Зачем? Все эти – оставшиеся – Пожиратели теней, птицы Рух, саламандры, тролли, феи, церберы, химеры? Зачем???

Эпилог

Вокруг было много белого и голубого.

«Теперь-то понятно, почему у аргентинского флага такие цвета», – глубокомысленно вздохнув, высказался внутренний голос. – «А ты, братец, рули себе и рули, не отвлекаясь на эти яркие природные красоты…».

Машина – ярко-лазоревый джип, понятное дело – неторопливо катила по аргентинской пампе, ловко лавируя между холмами, холмиками, оврагами, овражками, крохотными тёмно-зелёными рощицами и густыми зарослями фиолетово-сиреневого чертополоха.

Впереди показалось большое стадо пятнистых бело-коричневых бычков.

«Краса и гордость Аргентины», – не удержался от комментариев неугомонный внутренний голос. – «А также основа благосостояния всей страны в целом. Вот, из таких упитанных крепышей её и делают, знаменитую «мраморную» говядину…».

Алекс остановил джип и резким гудком клаксона подозвал пастуха – юношу, разодетого под гаучо прошлых Времён, надменно гарцевавшего рядом со стадом на угольно-чёрном породистом коне.

– Чего надо, гринго? – подъехав, тут же надулся гордым мыльным пузырём юнец.

– Слегка заблудился в пампе, – Алекс протянул – через опущенное боковое автомобильное окошко – стодолларовую купюру. – Подскажи, пожалуйста, как проехать к асьенде «Виктория».