Зеркала Борхеса

Алекс, как и было задумано, рванул – без промедлений – вперёд, от души размахнулся правой рукой и… И улетел далеко вперёд, звонко ударившись головой о деревянный помост. Тут же раздались громкие и восторженные восклицания зрителей.

«Понятное дело, нарвался на обычную «мельницу с колена»[33], – со знанием дела прокомментировал внутренний голос. – «Продолжай, братец, и дальше валять русского Ваньку. Раз уж ты нынче – в официальном порядке – считаешься российским подданным…».

На протяжении последующих десяти-двенадцати минут Алекс оказывался на соломенных матах татами ещё семь раз, поднимаясь на ноги уже далеко не сразу, а наспех отдохнув, и с видимым трудом. Из его разбитого носа бойко капала кровь – намеренно пропустил удар открытой ладонью. Левая рука висела безвольной плетью – прилетело каменной пяткой в болевую точку локтевого сустава.

Японцы – во главе с пухлощёким и самодовольным дайме – веселились вовсю. Ван Перси хмуро и подавленно молчал.

«Пора, братец!», – оживился внутренний голос. – «Клиент, что называется, созрел…».

Противнику, по всей видимости, уже слегка наскучило это затянувшееся представление. Он, демонстративно опустив руки вниз, пошёл на европейского неумёху и, приветственно кивая своим болельщикам-почитателям, чуть повернул голову в сторону.

Алекс незамедлительно крутанул классическую мавашу-гири[34], попав японцу пяткой в челюсть, другой ногой подсёк опорную ногу противника, по инерции последовал за падающим телом и, уже оказавшись на татами, резко ткнул «орлиным клювом»[35] в сонную артерию самурая. После этого он ловко перекувырнулся через голову, встал на ноги и спокойно, чуть-чуть рисуясь, прошёл на своё первоначальное место.

Никто ничего не мог понять: могучий и опытный японский боец неподвижно застыл на татами, лицом вниз.

В полной тишине Ишидо – демонстративно плавно и медленно – перевернул песочные часы, начиная отсчёт.

«Напрасны ваши ожидания, уважаемый», – насмешливо прокомментировал зловредный внутренний голос. – «Покойники на ноги не поднимаются. В том смысле, что в подавляющем большинстве случаев. Извините покорно…».

Дайме Ишидо, надо отдать должное, действительно, оказался человеком слова: не моргнув глазом, он тут же отдал строгий приказ – незамедлительно освободить юного пленника, после чего подтвердил и все ранее достигнутые договорённости, заявив:

– Как я и обещал, подросток, о котором идёт речь, свободен – на территории земли японских островов…

– Вы были бесподобны, поручик, – поздравил Алекса растерянный Ван-Перси. – Примите мои искренние уверения – в бесконечном и всеобъемлющем почтении. Обязательно, по возвращению в Голландию, расскажу о вашем беспримерном поведении. В том числе, и в письменном виде… А теперь – совет. Сейчас к вам доставят юношу. Японцы всегда выполняют данное слово. Всегда. Отправляйтесь на пирс, садитесь в лодку и, не теряя времени, гребите к корвету. А я, увы, вынужден задержаться. По крайней мере, до утра. Удачи вам, поручик. И, пожалуйста, держите ухо востро…

Конная повозка остановилась метрах в ста пятидесяти от пирса. Нежно-аметистовый закат уже практически догорел, и вокруг было достаточно темно.

– Могли бы и факел какой-нибудь коротенький выдать, – недовольно пробурчал Алекс. – Или же свечечку. Вот она, знаменитая вежливость азиатская. Пшик, да и только. Трепаться-то все горазды…

Вежливо поблагодарив возницу и сопровождавших их самураев, он, прихватив сундучок с золотом, выбрался из повозки и предложил:

– Анюта, давай руку. Помогу спуститься.

– Сама справлюсь, – совершенно-ожидаемо заявил звонкий девичий голосок. – Чай, не маленькая. И сама – без посторонней помощи – выпрыгну.

– Ты сказала – «без посторонней»?

– Ой, уже обиделся. Даже голос заледенел… Лёшь, ладно тебе. Ну, была неправа. Чуток в мамочку пошла… Извини, а? Вот тебе – ладошка девичья, горячая. Помогай, так и быть. Я тебя и поцеловала бы – в губы, взасос. Да папенька не велел и предостерегал, мол, японцы могут не так понять. Всполошатся ещё, не дай Бог… Пошли?

Они и пошли.

Тихая безветренная ночь. Близкий плеск тёплой морской волны. Тёмный силуэт лодки возле причала. Огромная ярко-жёлтая Луна.

– Луна, – тихонько прошептала Анютка. – Красивая и яркая такая. Говорят, что на ней живёт-проживает Лунный заяц. Кто он такой? Старенькая китаянка, которая кашеварила при нашем «рисовом» лагере, так рассказывала. Мол, Будда – в одной из своих прошлых жизней – страдал от голода, и чтобы его накормить благородный заяц бросился в огонь. В качестве достойной награды Будда отправил его бессмертную Душу на Луну. Там, под сенью разлапистых лунных акаций, заяц усердно толчет – волшебным пестиком в волшебной ступке – снадобья, входящие в заветный и тайный эликсир бессмертия… А ещё, как уверяет батюшка, Лунный заяц иногда предостерегает. То есть, предупреждает о возможной смертельной опасности. Но только хороших и правильных людей, как считается, он предупреждает и предостерегает…

– Мы-то с тобой – хорошие? – задумался Алекс. – Правильные?

– А то. Он ещё спрашивает… Ой, смотри!