Зеркала. Дилогия

— Отравилась вчера, вот, в аптеку бегала. Сейчас уголь пить буду…

Петя закивал.

— А… эта… может, к вечеру оклемаешься?

Мотя пожала плечами, а потом согнулась вдвое, прижала руку к животу…

— Петя, прости! До квартиры не дотерплю… у меня такой понос…

Словесный.

И ноги, ноги…

Прежде, чем «галантный кавалер» сообразит, что ответить. Влететь домой, захлопнуть дверь — и не открывать. Все! Она занята! Медитирует над рулоном туалетной бумаги, постигая дао, сяо и мяо…

— Неужели нельзя от него избавиться?

— Ага, наивный внутренний голос. Можно, но только бо-ольшим скандалом. А потом тетя Параша начнет выживать меня из дома, и ей это, скорее всего, удастся. Потому как я одна, а их двое. И даже если Петюня перейдет в атаку, отбиться мне не удастся. Этакий бизон! А если я его покалечу, попаду за решетку. Его мамаша меня о свету сживет!

— Кошмар какой!

— Кто бы сомневался…

— А у нас за женщину обычно заступается отец или брат…

— А если их нет?

— Муж…

— И его нет…

— Тогда не знаю…

И тут Матильда поняла СТРАШНУЮ ИСТИНУ!

Она стоит в прихожей своей же квартиры, как дура, держит пакет с газетами и на полном серьезе ведет беседу со своим внутренним голосом.

Причем идиотскую.

— Почему?

— Потому что сами с собой беседуют только психи. А я сошла с ума. Какая досада!

— Но ты же не сама с собой беседуешь?

— А с кем? С шизофренией?

— Я не ши… фря…

— Правда? А кто ты?

— Мария-Элена…

— Моя шизофрения по имени Мария. Красота!

— Я не… это! Я Домбрийская!

— Замечательно. А я Домашкина. Будем знакомы. Минутку… Домбрийская?

— Д-да…

— Та вареная сопля, которая даже рявкнуть не может?

— Я попросила бы! — обиделся внутренний голос. Или та самая… Домра?

— Домбрийская!

— Залюбись по вертикали! — ругнулась Мотя, как обычно бабушка. — Так, погоди…

Она решительно сунула газеты на тумбочку, прошла на кухню, налила себе стакан ледяной воды и медленно выпила. Мелкими глоточками.

Потом села за стол и сжала виски руками. В голове было пусто, словно ветром все мысли выдуло.

— Эй… ты еще там?

— Д-да…

— Давай думать вместе?

— Давай…

— Как тебя зовут?

— Мария-Элена Домбрийская. Герцогесса Домбрийская.

— А я Матильда Домашкина. Только Мотей не называй, ненавижу.

— Госпожа Матильда?

— Пока это выговоришь, завтра настанет. Давай короче — Тильда.

— А меня мама Маленой называла. Малечкой…

— Забавно. Меня тоже так называть можно, только… ладно. Замнем пока.

Просто Малечкой обычно звали Матильду Кшесинскую. А бабуля, будучи ярой коммунисткой, ничего, что связано с Романовыми, на дух не переносила.

— Непонятно…

— Ты не одинока в своем непонимании. У меня вот, тоже, голова кругом. Ладно, Малена. Можно так тебя называть?

— Можно…

— У нас есть два варианта. Первый — я сошла с ума от одиночества.

— Тогда и я сошла с ума?

— Не хотелось бы?

— Нет. Безумцев у нас убивают.

— За что?

— Считается, что их духом овладел Восьмилапый, и в любой момент может поглядеть на мир через их глаза. А кому ж охота оказаться рядом с Разрывающим Нити?

— Это кто такой?

— Ты не знаешь, кто такой Восьмилапый? Кровопийца, Путающий нити…

Матильда подумала пару минут.

— Нет. У нас такого нет. Но… я правильно понимаю, что это из вашей веры?

— Да… А во что вы верите?

— Кто во что горазд. Официальная религия — христианство, но там столько всяких ответвлений… А вы во что верите?

— В Брата и Сестру. Детей Его, которых он послал в Ромею, чтобы учить и наставлять нас в тяжелые дни, утешать в горестях и помогать нести нашу ношу.

— Непонятно, но ясно, — Матильда решила сейчас не вдаваться в теологические вопросы. Ей стало чуть легче.

Бабушка настаивала, чтобы Мотя ознакомилась с Библией, Кораном, книгой Велеса, Аюрведой и даже Авестой. Врага коммунизма надо знать в лицо — и точка.

Мотя честно прочитала, половину не запомнила, а вторую просто не поняла, и забросила книги под шкаф.

Но в прочитанном точно не было ничего про брата и сестру. У нас вообще большинство религий патриархальные. Вот где разгуляться-то феминисткам! А придумать такое Мотя просто не могла бы. У нее фантазии не хватит. И тема не ее…

— Это что значит?

— Ты слышишь мои мысли? — спохватилась Мотя.

— Наверное… не знаю.

Матильда потрясла головой.

— Ты хочешь сказать, что ты — живой человек, и ты сейчас, в своей… Ромее?

— Аллодии. Это страна, а Ромея — наш мир.

— Понятно. И ты сейчас сидишь…

— Я сплю.

И тут Матильду осенило.

— Погоди-ка! Так это тебя я во сне видела!

— Н-наверное…

— С пирогом, бабником, каретой и клопами в трактире, и ты еще мямлила?

Получилось не особенно понятно, но Мария-Элена словно бы хлопнула в ладоши.

— А это ты мне подсказывала, да?

— Д-да… я думала, что сплю!

— А сейчас я — сплю.

— Значит, когда у нас день — у вас ночь, и наоборот. Удобно…

— Наверное…

— Интересно, а почему так получилось?

Мария-Элена так явственно удивилась, что Мотя это почувствовала.

— П-почему?

— Ну да. Вот ты жила, жила спокойно, а потом вдруг, в твоей голове поселился голос, и ты не бьешься в истерике, не пугаешься…

— Колдовство?

Вот теперь собеседница точно испугалась.

— А у вас есть колдуны?

— Слуги Восьмилапого.

— Типа вашего черта… понятно. А что они могут?

— Н-не знаю. Нам об этом не рассказывали.