Зеркала судьбы. Скитальцы

   Завтра ее ждет смерть. Но Мелодия будет разочарована: возможностей прорицательницы хватит на то, чтобы не рассказать о своих видениях. Тонкие пересохшие губы Тир-на растянулись в грустной улыбке: смерть лучше неволи.

Глава 1

Мара

   Северный ветер снова швырял в лицо колкую снежную крупу, мороз кусал щеки, пробирался под одежду, холодный воздух обжигал горло, делая дыхание болезненным. Лед на каменистой земле, лед, падающий с неба, лед в душе и на сердце...

   Проклятый перевал давно уже остался позади, и мы спустились в плоскую долину -- караван, а вернее, его остатки, прибыл в Нордию. Буран не утихал, разыгрывался сильнее, заметая наши следы, мешая видеть то, что ждало впереди. В этом назойливом белом мельтешении невозможно было разглядеть ни дороги, ни человеческого жилья.

   Я ехала вслед за Атиусом, который по одному ему известным признакам выискивал правильный путь в этом снежном безумии. Ноги Зверя по колено утопали в снегу. Рядом брел Нарцисс, поводья которого я привязала к луке своего седла. Мне все время казалось, что конь горюет по своему хозяину -- так печально он понурил гордую голову. Всякий раз, оборачиваясь, я видела его глаза цвета светлого янтаря -- потухшие, какие-то больные.

   После гибели Дея жеребец попытался ускакать от каравана, но не мог обойти мулов. Он никого к себе не подпускал, вздергивал голову, когда люди пытались взять его за поводья, вставал на дыбы, рискуя свалиться в ущелье вслед за хозяином и бил копытами так, что чуть не расшиб голову погонщику, в недобрый час попытавшемуся его удержать. Времени на то, чтобы сладить с ним, не имелось. Следовало как можно скорее уходить с опасного места, пока перевал окончательно не занесло или из камня не вылезло еще одно семейство червей. Атиус уже решил было, что придется убить строптивца, чтобы не подвергать мучительной смерти от холода, и мне пришлось вмешаться. Не смогла спасти Дея, так хоть коня его от гибели избавить. Хотя бы это я могла сделать в память о друге.

   Наш народ, конечно, не обладает такой властью над животными, какая дарована эльфам. Но умение ладить с лошадьми у орков в крови. Я разогнала людей, пытавшихся вцепиться в узду жеребца, подошла поближе и остановилась в трех шагах от него, сложив руки на груди и тихо приговаривая на орочьем:

   -- Успокойся. Успокойся, друг. Все хорошо...

   Нервно дрожавший конь уже не вставал на дыбы, и это уже было маленькой победой. Прядая ушами и раздувая ноздри, прислушивался к звукам незнакомой речи. Я не торопилась подходить к нему, повторяла одни и те же слова -- ровно, негромко. Наконец Нарцисс вытянул в мою сторону голову и с фырканьем выдохнул воздух через ноздри. К удивлению всех присутствующих, я ответила тем же и, зайдя сбоку, начала медленно приближаться к жеребцу. Подойдя к нему, осторожно коснулась шелковистой шкуры кончиками пальцев, не переставая тихо приговаривать ласковые слова. Нарцисс уже перестал дрожать и с опасливым любопытством косился на меня желтым глазом.

   -- Молодец. Молодец. Умный конь, -- я перекинула руку через его спину, обняла, давая почувствовать свое тепло, похлопала по боку. -- А теперь пойдем со мной.

   Успокоенный жеребец позволил взять его под уздцы и послушно затрусил за Зверем. Но из него как будто ушел тот веселый задор, который есть у всякой хорошей лошади. Он не признал меня хозяйкой, не подружился со мною -- просто смирился с неизбежным, следуя за тем существом, которое понимало его лучше других.

   Но и на узком перевале, и в долине вместо свиста ветра мне слышался последний крик Дея. Вглядываясь в белую круговерть, я видела перед собою только умоляющие, широко распахнутые зеленые глаза и беспомощно скользящую по снегу тонкую руку.

   Я -- воин, и привыкла к смертям. Но почему в моей жизни столько потерь? У меня больше нет близких: отец, мать, Олав -- все они ушли в Альгебар. А теперь и этот смешной, нелепый ушастый мальчишка, которому я поклялась в дружбе... Остались только Ал да Зверь. И чувство вины. Но не только оно не давало мне покоя, снова и снова возвращало к мигу гибели Дея. Было что-то еще. Что-то, чего я сама не могла понять. Какая-то неправильность в картине, стоящей перед моим внутренним взором. И она мучила меня, изводила, заставляла вспомнить. Но у меня не получалось.