Зеркала времени (СИ)

— Тут можете быть совершенно спокойны. Я о них позабочусь. Лично. И я гарантирую, что они Вас дождутся. И там, уже в двадцать первом веке, вы все соберётесь за круглым столом в арбатском переулке.

— Но… откуда?

— Я знаком и с Вашими родителями. Правда, думаю, они тоже меня не помнят. Ну что? У Вас есть два с половиной месяца, чтобы закончить все дела. Попрощаться со всеми, кто Вам дорог. С кем-то до будущего, с кем-то навсегда. Не все дождутся.

— Я понимаю, — грустно заметил мой мужчина, — я понимаю. Скажите, как Вы думаете, игра стоит свеч?

— Для кого? Для меня — стоит. Стоит ли для Вас — решать только лишь Вам.

-Но почему я?

— А кто если не Вы?

— Ну есть же много других, достойных.

— Есть. Много и других, и достойных. Есть даже те, кто, быть может, талантливее Вас, но они не Вы. А будущему нужен один герой — Вы.

— Ох…

— Не переживайте. После прыжка Вы сами все поймёте. Обещаю Вам.

— Хорошо.

— Вот и славно. Все инструкции я сейчас скину по почте. За сутки до эфира в дело вступает Ваш клон. Подробности после. Все! Мне пора! Следующий эфир связи через две недели. Хорошо повеселиться вам обоим в СССР, — и Виктор отключился.

Мы молчали некоторое время. Мой мужчина, не отрываясь, смотрел на погасший экран планшета.

— Значит через два с половиной месяца моя жизнь изменится до неузнаваемости…

-Да, — честно ответила я.

— Да… за все нужно платить. За новые возможности — старым укладом жизни.

-Это не плата. Скорее выбор.

— Да… налево пойдёшь — коня потеряешь, направо — голову. Вот и выбирай…

— Мне кажется или это пессимизм?

-Нет, — он тряхнул головой, — Всё в порядке. Просто мне очень, очень, очень страшно.

Он категорически не хотел что-либо делать без меня. Вот и сейчас — мы едем на фотосъемку. Сниматься для обложки Советского Экрана. И только мы с ним знаем, что этот материал будет последним интервью, лебединой песней. Нет, будут и другие заметки, эссе. Просто тут он решил сказать всё. Попрощаться таким образом со зрителями, друзьями и эпохой. Съемки должны пройти на натуре — в Екатерининском парке. Там, к будущем, я очень любила бывать в этом парке. Мне казалось, что время в нём останавливается… А сейчас в нем пройдёт последняя полноценная фотосессия моего мужчины в этом веке. В этой эпохе.

Странно было наблюдать за советскими фотосессиями. Никакого искусственного света. Только фотограф, модель и попытка найти идеальный ракурс…

Мой мужчина валялся в снегу, лепил снежки, подбрасывал вверх пригоршни снега. И смеялся. Много. Заливисто, заразительно. Так, как смеются только дети. Так, как взрослые уже не умеют. Казалось, с его плеч упала какая-то неподъемная ноша, которая прижимала его к земле. Он, вдруг, совершенно неожиданно, стал свободен. И глаза его улыбались. Наверное так чувствует себя человек, когда увольняется с нелюбимой работы и улетает на Бали вязать свитеры варанам…

А потом мы сидели в редакции на Часовой улице. Я пила чай с сахаром и наблюдала за тем, как мой мужчина отвечает на вопросы корреспондента.

— А какие у Вас планы на этот год?

— Ну, я стараюсь не загадывать ничего. Как говорится-человек предполагает, а Бог располагает.

— Ну как же так? Вы молодой, красивый, известный актёр. Как может быть, что у Вас нет планов?

— Какой смысл что-то планировать, если завтра на голову может упасть, скажем, кирпич?

— Вы же это не серьёзно?

— Напротив! Абсолютно серьёзно! Поэтому я не загадываю ничего.

— Ну есть же какое-то расписание, — не унимался собеседник.

— Конечно есть. Например через два месяца мы с театром уезжаем на гастроли в Молдову.

-О, а можете рассказать подробнее — что будет в рамках этих гастролей?

— Это с радостью, — я немного напрягалась, — Мы везём в Кишинёв пять спектаклей, в трёх из которых задействован ваш покорный слуга. Будут концерты, творческие встречи, интервью. Впрочем, ничего нового. Все как всегда.

— Скажите, а смогут ли зрители увидеть Вас в другом амплуа, стоит ли нам ждать от Вас сюрпризов?

— Конечно! Сюрпризов будет предостаточно. Уж поверьте мне…

========== Глава 11. «Поезд на Кишинёв» ==========

— Знаешь, я уже два года жутко нервничаю, когда наш театр выезжает на долгие гастроли, — мы сидели в купе поезда Москва-Кишинёв. Мы были вдвоём. Вдвоём отправлялись в финальный путь перед прыжком.

— Почему? — я гладила его руку и смотрела в окно. Уже было темно и я, как никогда, ощущала, что Желтая стрела очень близка к разрушенному мосту.

— А я не рассказывал? 2 года назад, в 1987, прямо на сцене Рижского драматического театра наш актёр потерял сознание. Сердечный приступ.

— И его не спасли?

— Нет. Это был шок для нас всех.

— Это так грустно. Но тебе нет резона нервничать. Ты же знаешь, что тебя ждёт.

— Да, но от этого становится ещё страшнее. Я ведь тоже должен был умереть в прямом эфире…

— Но не умрешь.

— Да, благодаря тебе, — он положил голову на мое плечо.

— Благодаря Виктору!

— Нет, тебе! — а потом встрепенулся, — Мне кажется, что у меня дежавю. Снова поезд. Купе. Мы с тобой. Поиграем?

Вызов принят.

— Конечно! Правила?

— Ну… я не знаю… ну пусть будет знакомство в купе.

— А ты — ты?