Зеркальная месть

— Я и затерялась. Москва — это тоже Европа, между прочим. Я, знаешь, что придумала? Всех перехитрила! Выехала в Польшу по своему паспорту, а в Варшаве взяла билет до Москвы на имя мамы. Была Татьяной Коломиец, а стала Татьяной Волошиной. После ее гибели остался загранпаспорт, а мы похожи.

— Только ей было тридцать девять, а тебе двадцать! — напоминает Коршунов.

— Ну и что. Сейчас многие женщины молодо выглядят. А в паспорте мамы фотография давняя. Меня без проблем пропустили на двух границах.

— А могли задержать. Это риск, понимаешь! Когда ты в безопасности, у меня руки развязаны. А если с тобой…

— Да не могу я прятаться, когда у вас такое!

— Какое такое? — поддерживаю я мужа. — Это наши трудности, мы их успешно решаем.

— Вам помогает Коля. Я тоже хочу.

— Да что ты можешь?

— Я журналистка, как мама! — с вызовом отвечает Татьяна.

— Ты только учишься, — замечает Коршунов.

— Я способная, дорогой папочка. Я подрабатываю в газете и на телевидении. Умею добывать информацию, анализировать факты и тайно фотографировать, как «папарацци».

— Да ты хоть понимаешь, что мы не с певичками голопопыми дело имеем?

— А ты понимаешь, что я не ребенок! Ты пропустил мой ясельный период. И школьный тоже.

А это был удар ниже пояса. Кирилл и так корил себя за упущенные годы. Я спешу вмешаться в ненужную перепалку и загораживаю Кирилла, чтобы он не вспылил.

— Журналистка — это прекрасно! Информация лишней не бывает, — выпаливаю я слова Коршунова.

— Что вам нужно? Вы только скажите, — откликается Татьяна.

— Завтракать будешь? — я расчищаю место на кухонном столе. — Присаживайся.

Татьяна инстинктивно поправляет джемпер на талии.

— Не стоит. В самолете кормили.

— Пройдемте в комнату, — облегченно предлагает Николай, почувствовав, что ситуация разрядилась.

Мы с Таней усаживаемся на диван. Николай опускается в кресло и влюбленными глазами смотрит на девушку. Ну надо же! Я даже укол ревности почувствовала. Коршунов, как неприкаянный, бродит по комнате, изредка выглядывая из-за шторы во двор. Вечная бдительность — его второе я.

— Какая информация вас интересует? — переключается на меня Татьяна.

Я вспоминаю о двух эпизодах, исчезнувших из моего досье. Банкир и вор! Какая связь между ними?

— Меня интересуют сведения об Артуре Хасаряне, — закидываю я пробную удочку.

— Вор в законе? Так его же убили, — сразу реагирует Таня.

— Ты хорошо ориентируешься.

— Профессия такая. А что надо узнать о нем?

Как всё причудливо переплетено в нашем мире. У меня другая профессия, но я тоже отслеживаю заказные убийства. Учусь на чужих ошибках и, можно сказать, даю «хлеб» журналистам.

— Круг коммерческих интересов Хасаряна. Что контролировал, какие компании крышевал?

— Это не трудно.

— И самое главное, что его связывало с банкиром Марком Тумиловичем?

— Тумилович… Кажется, его тоже убили.

— На следующий день после Хасаряна. Пишут, что оба убийства были заказными, — скромно добавляю я и гляжу на Коршунова. Как всякая женщина, я понимаю своего мужчину без слов. Он успокоился и не возражает против задания.

— Официальный банкир и вор в законе. Совершенно разные персоны, — задумывается Татьяна. — А если их убийства никак не связаны? Сегодня один, завтра другой. Простое совпадение.

— Вот ты и выясни. Кому они перешли дорогу? И почему?

— Я сделаю. Раскопаю всю подноготную! — уверенно заявляет девушка, хлопнув себя по красивым коленкам.

Ее руки исчезают с колен, а взгляд Николая там и остается. Вот что значит молодое тело! Даже напрягаться не надо, чтобы поработить мужчину.

— Покажи паспорт, — вступает в разговор Коршунов, обращаясь к дочери.

Девушка роется в сумочке и протягивает документ. Коршунов раскрывает корочки и долго всматривается в фотографию погибшей в автокатастрофе Татьяны Волошиной. Когда-то, будучи курсантом, Кирилл влюбился в нее. Но девушка не поехала с молодым лейтенантом в дальний гарнизон, а выскочила замуж за его сокурсника Коломийца, которого оставили служить в Калининграде. Лишь в больнице перед смертью она призналась Татьяне, кто ее кровный отец.

— Да, вас можно спутать, — соглашается Коршунов, закрывая паспорт. — Пока побудешь Волошиной. Только тебе придется стать взрослее, вести себя как женщина.

— Не волнуйся папочка. Буду красить губы, мазаться дневным кремом, закрывать шею платком, носить дымчатые очки и сапоги без каблуков. Волосы я уже укоротила. — Она для наглядности вертит головкой и останавливает взгляд на мне. — А в одежде — никаких ярких красок.

Вот, значит, как мое поколение выглядит в глазах молоденьких девушек. Не поспоришь. Мы главные потребители утягивающего белья и кремов от морщин. Да и волосы у нас не настолько здоровые, чтобы демонстрировать пышные локоны. А яркая одежда… Обтягивающий дресс-код нужен для обольщения, а сорокалетние дамы уже нашли постоянных партнеров и демонстрируют свои умения чаще на кухне, чем в постели.

Но все-таки замечание юной особы меня задевает.

— Будем меняться. Ты мне свою яркую курточку, а я тебе свою серенькую, — с вызовом предлагаю я и встаю. — Фигуры у нас одинаковые, а мне тоже надо маскироваться. Под молодую. Как думаешь, получится?