Конечно, профессор права. Это вообще ничего не значит. Раздается еще один раскат грома, и оконная рама дрожит. Я сглатываю. Итак, он солгал. И мне, и полиции. Не зря я ей написала, хотя нечто подобное я и предполагала…
Молния освещает кухню ярким белым светом, и я моргаю. Мне кажется, что я заметила в саду кое-что, чего там быть не должно. Дом беспокойно стонет, пробуждаясь от спячки. Я слышу, как наверху ходит Росс; старые половицы скрипят, словно желая меня предупредить. Я встаю, натыкаюсь на стол. Голова кружится, перед глазами мелькают черные точки. Хватаюсь за стул, чтобы не упасть, роняю его, но стук приглушенный, словно под водой. И лишь когда я ушибаюсь бедром об стол, в ушах раздаются хлопки, и я снова начинаю слышать шум непогоды и звуки старого дома. Опираюсь ладонями о стол, перевожу дыхание и жду, пока твердость дерева не передастся и мне.
Смотрю на бокал с вином. В неверном мигающем свете оно выглядит красным, как застарелая кровь. До меня доходит, что я уже много дней ощущаю непривычную заторможенность и сплю по двенадцать часов подряд. Росс столько раз смешивал коктейли и наливал вино, стоя спиной ко мне у бара «Пуаро»! Початая бутылка водки на кухонном столе. Чай, который он всегда заваривал заново, потому что старый якобы перестоял. Токсикологический анализ Эл. Таблетки в шкафчике в ванной. Логан сказал: «Наверное, они так или иначе связаны с ее смертью». Лондонская конференция «ЭФФЕКТИВНОСТЬ И БЕЗОПАСНОСТЬ ПСИХОАКТИВНЫХ МЕТОДОВ ЛЕЧЕНИЯ»…
Я бросаюсь к раковине, выплескиваю вино и пью воду из-под крана до тех пор, пока желудок не становится твердым и полным, а в голове не проясняется. Еще одна вспышка молнии и рокот грома. Оглядываюсь на окно с решетками в раме, в которое и ребенку не вылезти. В подоконник вколочены длинные кривые гвозди. Росс сказал: «Мне они не мешают. Я решил, что так безопаснее для Эл, когда меня нет». Эл писала: «Все, что он покупал и расставлял по местам, делало мою тюрьму еще теснее, еще надежнее».
Возможно, это вовсе не те же самые гвозди, которые забил дедушка.
Я смотрю на кафель перед маминой плитой и наконец вижу, как по нему бежит темная кровь, скапливаясь в стыках.
Половицы над головой скрипят. «Опасность! Беги!»
И я бегу. Об остальном подумаю позже. Я несусь по коридору, не обращая внимания на предупредительное дребезжание тарелок с птицами. В прихожей быстро оглядываюсь. Вспышка молнии освещает пустую лестничную площадку и витражное окно. Я бросаюсь к входной двери.
Заперта.
Я теряю драгоценное время, дергая замок снова и снова, хотя понимаю, что это бесполезно. Ключ всего один, и он у Росса.
Бегу по коридору обратно, оглядываюсь на пустую, исчезающую в темноте лестницу, залетаю на кухню и прикрываю дверь.
«Беги!»
Я бросаюсь в ледяную буфетную и никак не могу отыскать выключатель. При свете молнии вижу, что мой худший страх оправдался: ключ из замочной скважины исчез. Дергаю ручку, но дверь в сад тоже заперта.
Бежать некуда, Росс скоро вернется. Сначала нужно успокоиться, подумать и уже потом действовать.
Иду на кухню, поднимаю упавший стул. Достаю телефон и перезваниваю Рэфик.
– Я в доме, – сообщаю, когда включается автоответчик. Не успеваю сказать еще что-нибудь, как раскат грома сотрясает дом, сигнал пропадает, и очередная молния освещает задний двор.
Уродливые постаменты с бетонными вазонами, мощеный двор, прачечная с шиферной крышей, цепи на двери. И там, на голой стене, виднеется огромная надпись, выведенная кроваво-красными буквами.