Зеркальная страна

…Эл вскрикнула, глядя в окно и указывая пальцем. Я помню ее отражение в темном оконном стекле, округленный в ужасе рот. Лунный свет серебрил тени яблонь, прогулочного двора, высоких тюремных стен и два слова, намалеванные уродливым красным цветом.

ОН ЗНАЕТ

Я буквально оцепенела от страха.

И тут в замке повернулся ключ. С грохотом, тяжелым и звонким, как отпирались тюремные камеры в Шоушенке…

Раскат грома, свет гаснет, и я с визгом роняю телефон. Опускаюсь на четвереньки, шарю по полу, и тут с низким гудением снова загорается свет.

– Кэт?

Я замираю. Телефон лежит под столом. Бросаюсь за ним, вскакиваю на ноги.

– Ты в порядке?

Скрип-скрип, тишина. Он наверху лестницы.

– Да, – дрожащим голосом отвечаю я.

Снова скрип, длинная пауза.

– Сейчас возьму фонарик, на случай если опять вырубится электричество, и спущусь к тебе. – Скрип. – Никуда не уходи!

Наигранная веселость почти не скрывает победных ноток в голосе. Очень странно, учитывая нашу ссору, особенно то, что сказала я, и то, чего не сказал он… К тому же Росс наверняка слышал мой испуганный крик.

Раздается звон, и я останавливаюсь как вкопанная. Низкий, звучный гул. На доске яростно раскачивается колокольчик. Тонкий жестяной фа-диез или соль-бемоль. Надпись «Ванная» едва видна за неистово болтающимся язычком в форме звездочки. Поднимаю взгляд на потолок. Какого черта Росс решил подергать за шнур в ванной? Смотрю на свое отражение в оконном стекле, черты лица искажены дождем. Звонит не Росс!

Напряжение в сети снова падает, свет мигает и гаснет, но я уже не кричу. Раскат грома сотрясает дом от потолка до пола, задний двор освещает ослепительно белая вспышка молнии. Я жду, что слова исчезнут, и отчаянно на это надеюсь, ведь тогда я – просто сумасшедшая, которая настолько увязла в мире фантазий, что не может отличить вымысел от реальности. И все же они никуда не деваются и отчетливо видны за миг до того, как сад снова погружается в темноту и в кухне загорается свет. Надпись на стене:

ОН ЗНАЕТ

…Мама истошно завопила, услышав ключ в замке. Она схватила Эл здоровой рукой, меня – покалеченной, оттащила нас от окна и вытолкнула в коридор. Мы не хотели уходить. Мама проволокла нас до кладовой, к Берлинской стене. «Быстро в Зеркальную страну!» Ее перекошенное, в кровоподтеках лицо полно решимости, ногти больно впиваются в нас, ноги не скупятся на пинки – она никогда не боялась причинять нам боль. Взгляд через плечо – словно птица, готовая клюнуть, готовая улететь. «Я его задержу, но надо спешить! Время пришло. Это должно случиться сегодня! Вам пора уходить. Бегите!..»

Теперь звонят сразу два колокольчика, неистово и в диссонанс друг с другом, их язычки болтаются как угорелые, доска трясется, с нее летит пыль. Спальня номер четыре и номер пять. Башня принцессы и Машинный отсек. Они звонят вместе, потому что оба находятся на одном конце лестничной площадки. Потом подключается спальня номер три: низкий и длинный звон, вливающийся в их гаснущее эхо. Он возвращается. Спотыкаясь, я выбегаю из кухни, свет мигает, и тут колокольчики снова меняются. Спальни номер один и номер два – Джунгли Какаду и кафе «Клоун». Он наверху лестницы. Я бегу в кладовую, откидываю штору. Совершенно неважно, что эти кроваво-красные слова – лишь подавленное воспоминание. Неважно, звонят колокольчики на самом деле или у меня в голове. Неважно, что уже более двадцати лет нет ни мамы, ни Синей Бороды, ни учебной тревоги. Это – предупреждение, которому я обязана внять. Гораздо в большей степени, чем мои фантазии или старые скрипучие половицы, колокольчики всегда были самой лучшей системой сигнализации этого дома, а Зеркальная страна – его убежищем.

Вслед за очередным раскатом грома раздается крик Росса. Не глядя в окно, я бросаюсь к буфету, поднимаю задвижку, ставлю табуретку, забираюсь внутрь. Свет мигает, и я включаю фонарик на телефоне, закрываю за собой дверцу. Глубокие тени приближаются и отступают, я с усилием отодвигаю два тяжелых засова. Понятия не имею, что делаю, но остановиться не могу и не желаю. Хотя бы раз в жизни я должна довериться себе! Открываю дверь в Зеркальную страну и тут слышу двойной звонок: Росс в кухне. Я замираю. Он снова кричит, уже ближе. Раздается нестройный, лихорадочный перезвон. Миг тишины, потом еще один звонок. Они звучат приглушенно, и все же старая мышечная память не подводит. Гостиная. Столовая. Места для поисков у него заканчиваются.

Я прикрываю дверь и больше ничего не могу поделать. Росс знает, где укрытие. И он прекрасно знает, что замков нет ни на дверце буфета, ни здесь, и подпереть их нельзя. Голова кружится; я машинально ищу руку сестры, которой давно уже нет. Вступаю в темноту, спускаюсь ступенька за ступенькой, думая лишь о том, что Росс уходил из прачечной через окно-люк, раскачиваясь словно шимпанзе. Шепчу слова, которые пришли мне в голову на этом самом месте одиннадцать дней назад: «Я больше не ребенок!» Теперь я не боюсь ни взбираться наверх, ни падать…