Растущую дыру мы прятали за портретом Генри Моргана, осколки кирпича и цемента засыпали в картонные коробки и подставки от зонтиков на «Сатисфакции». Когда они наполнились, мама пришила потайные карманы внутри штанин наших тюремных роб. Энди Дюфрейн называл их «обманками»: длинные узкие мешочки, которые можно опорожнить, дернув за веревочку в обычном кармане, рассыпая доказательства своих раскопок по всему прогулочному двору Шоушенка. И мы тоже насыпа́ли в «обманки» камешки и истолченные кирпичи, потом медленно брели через кухню и буфетную (если нам не везло, то мимо дедушки, закатывавшего глаза и восклицавшего: «Вот они опять, скованные одной цепью!») и спускались на задний двор. Там мы маршировали кругами, пиная серебристые и серые камешки, дергали за веревочки и незаметно рассыпали свои тайны, совсем как Энди Дюфрейн. День за днем, снова и снова, потому что мама слишком боялась. Хотя дедушка, вероятно, не знал о Зеркальной стране и был глух как пень, назвать его дураком ни у кого язык не повернулся бы.
– Кэт, давай поговорим! Что происходит?
…Я сорвала капитана Генри со стены и замерла перед темной дырой. Эл ущипнула меня за руку, толкнула вниз. «Мы должны идти!» Потянувшись за рюкзаком, я оцарапала колени об холодную землю. И тут мы услышали жуткий звук: рычаг на электрическом щитке опустился, и лампочка погасла, оставив нас в кромешной темноте. Дверь в Зеркальную страну распахнулась, Эл всхлипнула. Задрожали ступени, раздался мамин вопль. Я полезла в дыру, понимая, что мы не успеем…
Рев, подобный горячему ветру, грому, буре, вырывающей с корнями железные деревья и баньяны, оползню из грязи и камней. «И куда вы, мать вашу, намылились?» Удары кулаков, пинки, прерывистое дыхание. В кои-то веки я не чувствовала вообще ничего! Эл вскрикнула, схватилась за мое пальто и исчезла, выдернутая мощным рывком. И секунду, всего одну секунду, я продолжила путь без нее, протискиваясь к спасению, цепляясь за неровные края лаза волосами, руками, одеждой.
Но после этой секунды не было ни свежего воздуха, ни ночи, ни осенних запахов костра или гниющих листьев. Ни свободы, ни лаза. Пальцы скребли землю и обломки кирпичей, упираясь в препятствие, блокирующее ход с той стороны. Холодное, твердое и невероятно тяжелое. Я представила африканского слона в железной кольчуге, танк с орудийными башнями и черными цифрами на корпусе. «Ты не пройдешь!»
А потом меня затащили обратно в Зеркальную страну, ударив головой о камень. Ругань, громкий раскатистый смех. Мама лежит ничком и не шевелится, холодный луч серебристого света падает ей на волосы и окровавленный висок.
Мертвые огни! Синяя Борода наконец настиг нас…
– Что это было? – глухо спрашиваю я. – Ящик с песком? Мусорный бак?
– В смысле?
Закрываю глаза. Их жжет, хотя слез нет и в помине. Отталкиваюсь от садовой стены, встаю и заставляю себя посмотреть на Росса.
– Ты загородил выход в проулок возле своего дома. Придвинул что-то к лазу, и мы не смогли выбраться.
– Нет, конечно, нет! – с ужасом восклицает он. – Я всегда был на вашей стороне! Я сам ненавидел старого гада! Я вам помогал! Разве я мог причинить тебе вред?
– А как насчет Эл?
– Нет.
– Ты ее убил?
Росс хватает меня за руки.
– Нет! Какого черта ты городишь, ведь я любил – я люблю – вас обеих!
Я перевожу дыхание.
– Ты лжешь про события той ночи. Росс, я все знаю! Лаз заблокировали с твоей стороны! И если ты лжешь о том, что случилось тогда…
– Это все Эл! И этот чертов дом, будь он неладен! – Росс умолкает, отпускает мои руки. – Послушай, последние несколько дней – да что там, недель! – выдались тяжелыми. Поднимайся наверх, и мы обо всем поговорим, обещаю…
– Никуда я не пойду!
Именно здесь мне удается вспомнить, здесь я снова становлюсь собой прежней. Пока Росс не настолько меня пугает, чтобы от этого отказаться.
Он поднимает ладони.
– Ладно, оставайся, если тебе так угодно. Я схожу наверх, отопру двери, потом принесу чего-нибудь выпить, и мы поговорим.
Я не отвечаю. Буря снаружи утихает, раскаты грома и треск молний отдаляются, дождь уже не барабанит, а тихо шелестит по крыше. Росс с улыбкой подходит ближе, целует в щеку. Кожа гладкая – неужели побрился специально для меня? Я содрогаюсь.
Он оставляет мне керосиновую лампу и удаляется по скрипучей лестнице.
Я достаю из кармана телефон. Сигнала нет, Рэфик не перезвонила. Мне следовало бы испугаться, особенно учитывая, что Росс обещал вернуться с выпивкой, но я не боюсь. Чувствую странное спокойствие, словно происходящее не имеет ко мне никакого отношения. Наверное, отчасти из-за того, что двадцать лет назад здесь осталась половина меня. Прижимаю холодные пальцы к щеке и до сих пор ощущаю прикосновение Росса.
Из прачечной подмигивает Энни, стоящая на пороге в высоких сапогах с пряжками и в куртке из воловьей кожи с пуговицами из китового уса. «Иногда приходится быть храброй, даже если ты последняя трусиха!»
Вынимаю открытку из-за пояса, переворачиваю.