Зеркальные числа

Зверь опустил глаза и стал пить из реки, забирая воду ярко-розовым языком. Потер нос лапой, совершенно как кошка – у Турона когда-то была кошка, очень ласковая, редкой бурой масти, сероглазая и быстрая, он не мог вспомнить, что с нею потом случилось. Напившись, пантера повернулась и пошла к деревьям выше по склону. Обернулась один раз, обожгла старика спокойным огнем своих глаз, прыгнула за дерево и исчезла. Турон глубоко вздохнул, слез с камня и пошел дальше.

Ночь была теплая, он не разводил костра, камни скал до самого утра понемногу отдавали ему жар, впитанный днем. Турон лежал на спине, подложив под голову сумку, смотрел на сияющие звезды, рассыпанные в невероятной черной бесконечности мира, и казалось ему, что он парит между ними, летит куда-то, где его ждут, где он нужен, где все начнется сначала.

А утром, выйдя на перевал, на поляну, покрытую нежной красноватой травой высокогорий с белыми цветами генты тут и там, Турон понял, что нашел свою смерть, и на этот раз она не отвернется. Именно сюда он шел.

Воинов было около двадцати. С перевала виден был берег моря далеко внизу, длинная лодка со спущенным парусом, горящий рыбацкий поселок – маленький, на десяток домов. Море здесь было скуповато, погода – сурова, немногие селились на том берегу. Теперь нескоро поселятся снова.

У обрыва с другой стороны поляны лицом вниз лежало женское тело, ветер играл черными, чуть посеребренными волосами. Мертвая уже окоченела, руки были неестественно вывернуты, как ветви больных деревьев. Один из воинов, высокий и светловолосый, держал за руку девчонку в разорванном синем платье. Белая грудь ее была обнажена, подол измазан кровью. Сжав челюсти, девчонка смотрела на воинов, и ни страха ни мольбы не было на ее искаженном ненавистью лице.

– Ты кто, старик? – поджарый загорелый бородач смотрел цепко, видно было, что решал быстро. – Куда идешь? И зачем?

– К морю, – сказал Турон. – Иду умирать.

Бородач усмехнулся.

– Мы из-за моря, – сказал он. – Идем добычу брать. До моря не дойдешь, старик – не можем рисковать, вдруг ты тайной тропой в деревню под горой предупреждать бросишься. Здесь умрешь. Отсюда море видно.

Турон склонил голову, принимая правоту захватчика. Жизнь у него была долгая, для всего места хватило, ему тоже приходилось бывать жестоким, но удовольствия он от жестокости не испытывал, как и этот.

Совсем другое дело тот светловолосый, что держал маленькую рыбачку – не отвлекаясь, он намотал на кулак ее волосы, тянул на себя, выгибая ее шею под болезненным углом, двумя пальцами сильно, не жалея, крутил маленький сосок. Девчонка не издавала ни звука, но вдруг метнулась вперед быстрым змеиным движением, и ее мучитель заорал, зажимая руку, из которой она вырвала зубами кусок мяса. Отшвырнул девчонку, пнул в ребра так, что хрустнуло. Та подняла на него янтарные глаза, зарычала пантерой, выплюнула откушенное и сквозь кровавую, пузырящуюся слизь на губах оскалилась улыбкой.

Воин молча рванул из-за пояса нож, наклонился, сунул ей в живот, буднично, без усилия, будто в траву. Вытащил, брезгливо вытер лезвие о девчонкину порванную одежду, харкнул на ее бьющееся в агонии тело и пошел к остальным, зажимая порванное предплечье.

Поднялся с травы другой, невысокий, полностью лысый, с крестообразными шрамами на обеих щеках.

– Ишь какая, – сказал он. – Я поиграюсь, теперь-то не укусит. Люблю, когда они подо мной помирают и дергаются…

Бородач покачал головой, поморщился.

– Выходим, – сказал он воинам. – Привал окончен. Все, старик. Можешь глаза закрыть. Или на море свое смотри.

Он шагнул к Турону, доставая оружие. Чайки кричали над перевалом. Пахло дымом, крепким потом, кислым металлом и кровью. Турон видел и чувствовал все вокруг себя, замерев в тягучем, остановленном мгновении, как оса в теплом меду – обездвиженная, но опасная. Красная трава пригнулась под лаской ветра – он чувствовал упругость и жизненную силу каждой травинки. Умирающая девчонка, тихо подвывая, ползла к трупу женщины над обрывом – он видел дорожку от слез на щеке, розовую на черно-буром, видел отчаянный взгляд ее светлых глаз. Он чувствовал напряжение мышц воинов, поднимающихся с травы – они мало отдохнули, ноги ныли от подъема в гору, руки – от весел и возни с рыбаками в поселке: убитые горели в одном из домов, все ценное, что нашлось, было свалено в другом, забрать перед обратной дорогой. Прибой бил в скалу, на вершине которой он стоял, вода уходила вниз, водоросли шевелились в ее толще, пузырьки поднимались вверх от дыхания древних ящеров глубины, чьи глаза давно забыли свет солнца. Полотнища ветра туго натянулись в огромном небе.