Зеркальные числа

Обо всем этом сейчас и рассказывал стереофильм, в ярких красках описывая неповторимость предстоящего события. И пока публика, раскрыв рты, пялилась в экран, где Юлий Цезарь (не настоящий, конечно, а актер) приветствовал «пайпадаунца» в белых шортах и пробковом шлеме, Роман наливался холодной ненавистью к набитому сливками мира потребления залу.

К Полянскому и его холуям.

К прогнившему и воняющему трупу цивилизации.

Никто и не обратил внимания в темноте, как историк Николаев поднялся со своего места и вышел. Роман сам не знал, что сейчас предпримет, но и бездействовать было выше его сил.

Охранник у прохода за кулисы окинул взглядом скромно одетого молодого парня и спросил:

– Ты из этих, из монтажников портала? Давай быстрее, там у вас аврал.

Николаев сглотнул слюну и молча кивнул.

* * *

Тем временем за сценой сам Полянский устраивал чудовищный разнос подчиненным. Триллионер тряс за грудки главного инженера проекта и орал:

– Какого хрена! Презентация в разгаре, первая отправка через час, а у тебя сборка рамки не закончена! Просрали все порталы, ничего тебе поручить нельзя.

Главный инженер на глазах превращался в кисель и блеял:

– Я не виноват… Аэровагон с последними деталями прибыл только утром, на таможне задержали. Работа идет полным ходом, все успеем за час.

– На таможне, говоришь? – зловеще прошипел Полянский и отпустил главного инженера. Повернулся к помощнику: – Кто у тебя премьер-министром в этой стране, блин?! Пусть немедленно подает в отставку.

– Немедленно не получится, – поеживаясь, тихо заметил помощник, – если только к утру.

– Ни хрена, не позднее полуночи! – прогремел Полянский.

Окинул горящим взглядом прячущихся друг за друга подчиненных, выбрал следующего:

– Начальник службы безопасности! Ты чего сопли жуешь? Почему в зале профессор Больцман?! Он же – скандалист известный, устроит тут какую-нибудь «синюю» революцию.

– Его прислал Нобелевский комитет, он выступает от научного сообщества, – робко ответил безопасник, – никак нельзя было отказать.

– Короче, хмырь, – Полянский поднес к носу трясущегося начальника безопасности волосатый кулак, украшенный перстнем с бриллиантом в куриное яйцо, – если что не так, я тебя даже убивать не буду. Посажу на цепь и заставлю писать стихи, пока не получишь нобелевку по литературе, понял?!

Начальник службы безопасности, бывший генерал разведки и герой трех войн, вытянул руки по швам, закрыл глаза и рухнул в обморок.

* * *

– Тут без поллитры не разберешься, – Михалыч поскреб в затылке отверткой, – инструкция по сборке на китайском. Не пойму, это «плюс» или «минус»? Накарябали какие-то иероглифы, черти косоглазые. Нет, чтобы по- русски ясно крестик нарисовать. Или черточку. Перевод бы. И помощник нужен, как я без помощника?

– Голубчик, ну какой перевод, – зарыдал главный инженер, – ы-ы-ы. До включения рамки портала – сорок пять минут! Уж разберись как-нибудь, ты же – голова! И кто виноват, что твой напарник с похмелья турбокапсулы перепутал и уехал на Камчатку?

– Я-то голова, – согласился Михалыч и нахмурился, – болит голова-то! Я ж не зря про поллитра намекаю. Ты давай, начальник, подсуетись. Стащи там чего-нибудь, у них же фуршет был. И найди мне помощника какого- нибудь, хоть самого завалящего.

Когда главный инженер вернулся со спрятанной под полой початой бутылкой виски столетней выдержки и с выловленным в коридоре Романом Николаевым, рамка уже была установлена, а Михалыч ковырялся с разъемами.

– Вот, голубчик, тебе бутылка, а вот и помощник, – сказал главный инженер и умчался.

Михалыч жадно припал к бутылке. Кадык двигался под синюшной кожей, как поршень. Потом выдохнул с наслаждением и сказал:

– Ого, забористый какой самогон! Давай, молодой, сам разберешься с подключением? Дедушка передохнет малехо.

Роман молча кивнул и потащил к рамке тяжеленные пластины контактов с волочащимся толстенными проводами. Поколдовал с ними, закрепил болтами. Осторожно оглянулся на Михалыча – тот уже спал, выронив опустошенную бутылку.

Николаев подошел к пульту, прочитал на дисплее выставленные параметры переноса во времени. Пощелкал клавиатурой, изменяя данные.

И тихо вышел вон.

* * *

Профессор Больцман поднялся на трибуну. Спустил на кончик носа старенькие очки, сердито оглядел зал:

– Господа и, кхе, дамы. Вы ждете от меня восторженных слов и восхищений в адрес этого, с позволения сказать, неандертальца?

Больцман махнул рукой в сторону замершего от плохого предчувствия Полянского и продолжил: