Зеркальные числа

У всех трапперов было превышение дозы. Мы даже кичились этим, идиоты. Выводя отраву привычным способом – многоградусным.

Теперь я снова пил. Чтобы вывести отраву из души.

Какие-то кабаки и подворотни. Незнакомые пропитые морды. Просыпался на парковых скамейках и в «обезьянниках». Выходил – и к ближайшему автомату, за опохмелкой.

Деньги на моей карте кончались, а общую заблокировала жена.

Тогда я поехал на космодром. И взял этот билет.

До Кормушки.

* * *

– Ба! Макс, легенда ты наша, откуда взялся на Кормушке? Как обычно: двойной два раза?

Приятно, что Боб меня помнит. На Парисе давно нет барменов: нерационально. Там вечно не хватает людей, планета необихожена. Так что человек-бармен-Боб – настоящая достопримечательность Кормушки. А на Парисе люди в дефиците: роют шахты, строят поселки и фермы на камне, освобожденном ото льда, двигая линию фронтира, выгрызая у неуютной планеты по кусочку. Все при деле.

Кроме меня, Везунчика.

Пять лет безделья в роскошном доме на берегу прохладного озера кого хочешь доконают.

– Привет, старина. Давай, как обычно. Но синюю этикетку: с бабками туго.

Боб поражен:

– Ты что, менял мулаток каждые полчаса? Куда девал деньги? Мы тут спорили, на сколько разгульных лет хватит твоей премии: на двести или триста?

Я молчу.

Бармен треплется, как обычно: про новую модель «крота»; про Тупицу Цзяня, который решил завязать, да в крайнем рейсе потерял движок, еле его спасатели выловили. Теперь пашет в доках, копит на аренду корабля.

– А как ребята?

– Как обычно. Кто в поиске, кто на реабилитации. Сейчас с этим строго: профсоюз лютует. После каждого рейса – в профилакторий. И раз в год – на Парис, в отпуск. Не отвертишься.

Рассказываю ему о ссоре с женой. Боб задумчиво говорит:

– Всякое бывает. У Джона родился пацан – вполне нормальный. Диану-Оторву помнишь? Помнишь, конечно, аж покраснел, ха-ха. Так вот, у нее двойня: здоровые девочки, красотки. Хоть в рекламе снимай.

Я оглядываю бар. Пусто, только в углу спит какой-то лохматый старикашка.

– Пусто, – горько вздыхает Боб, – Кормушка уже не та. Трапперы стали скучные, что твои монашки. Пропустят стаканчик после рейса – и все. А перед – ни-ни, медкомиссии боятся. Нынче – оно не раньше. Как вы у меня гуляли, а? Помнишь, как ты на спор выпил литр горлодера?

– Не помню.

– Само собой, – хохочет Боб и скребет лысину двумя пальцами – указательным и мизинцем. Так и не стал ставить протез, хотя может себе позволить. Фишка у него такая: бар называется «Старый краб», и хозяин – с клешней вместо руки.

– Как думаешь, найду работу?

– Если с деньгами туго, то – нет. Первый взнос за корабль, страховка, заправка. И профсоюз деньги дерет. Разве вторым пилотом к кому-нибудь, но ты же не пойдешь вторым.

– Не пойду. А что, никак мимо профсоюза?

– Если законно, то – никак. А кому товар сдавать? Это раньше барыги весь хабар забирали, а теперь – департамент снабжения. Морды оловянные.

Боб яростно скребет лысину, ругается на чинуш и санинспекторов, понаехавших с Париса.

– Тараканы у вас, говорят. Да это же уникальные тараканы! Потомки тех, что с Земли прилетели черт-те когда. Изначальные, прямо скажу, тараканы. Их в Красную Книгу надо, а не травить.

Боб уходит в подсобку. В бар вкатывается Крыс. Его морда лоснится еще больше.

– Ого! Памятник ожил и посетил наше захолустье! Привет, Везунчик.

Рука у него холодная и потная. Жму, стараясь не скривиться.

– Чего к нам? Экскурсия по местам трудовой славы? Здорово ты тогда поднялся. Это же надо, тысяча тонн титана!

Крыс наклоняется и шепчет:

– Хочешь деньги вложить? Есть верное дельце, тридцать годовых, только для тебя.

– Знаю я твое «верное». Кинешь ведь.

Крыс возмущается:

– Да когда я кидал? В тот раз просто не повезло.

– Боб сказал, что барыги на Кормушке кончились, все департамент подмял, – перебиваю я, – так чем живешь нынче?

Крыс грустнеет. Длинный нос повисает спущенным флагом.

– Разным занимаюсь, – бормочет он, – что подвернется.

– Контрабандой?

Крыс всхлипывает и испуганно оглядывается на храпящего старикашку. Шепчет:

– Чего ты орешь, Макс? Кругом стукачи. Всяким промышляю, жить-то надо.

– Работа есть у тебя? Для пилота.

Барыга распахивает рот.

– Ого! Что же творится, раз сам миллионер Макс ищет место?

– Миллиардер, – сплевываю я, – чего ты меня унижаешь. Так есть работа?

Крыс смотрит на меня пораженно. Говорит:

– Не может быть. Тебя само провидение… Пойдем-ка.

Крыс проявляет невиданную щедрость: заказывает для меня целую бутылку с черной маркой и тащит в уголок. Косясь на спящего старика, вытаскивает из-за пазухи листок.

– Глянь.

– Хм, – удивляюсь я, разглядев гриф «служебная информация», – подделка?

– Сам ты, – обижается барыга, – это мне тысячу монет стоило. Настоящий отчет обсерватории. Неделю назад был мощный выброс Алтимы, вот и поймали спектр из Чулана. Отраженный. Такое везение раз в двадцать лет бывает.

Я хмыкаю:

– Ну-ну. Сколько себя помню, про Чулан постоянно байки травят. То там корабли чужаков прячутся, то русалок видели, то астероиды целиком из серебра.

Нос Крыса превращается в яростное копье: