Число 8 представляет два мира – материальный и духовный. Их можно представить фактически как две окружности, касающиеся друг друга. Оно составлено из двух равных чисел: 4 и 4 и ассоциируется с символом неизменной Судьбы как в связи с жизнью индивидуумов, так и целых наций. В астрологии число 8 относится к Сатурну, который по-другому называется планетой Судьбы.
Мой командор
Помехи они ставили просто зверские: весь экран – в серой пелене; ни радары, ни лазерные сканеры не могли разглядеть в этой мути что-либо толковое.
– Командор, данных нет.
Лидер передовой завесы пытается говорить спокойно, но чувствуется: голос скрипит, как подшипник, готовый разлететься от перегрузки.
– Все нормально, Орлан. Держать линию.
Разведчики идут впереди строем фронта. Они – мои глаза и уши. Но они первыми погибнут, когда начнется заваруха. Поэтому там – самые слабые корабли и самые отчаянные парни в экипажах. Шанс на выживание в пределах арифметической погрешности.
Я не приказываю – прошу юнца в старинных очках (чертова молодежь, все время тащит из прошлого какую-нибудь неудобную хрень вроде галстуков-бабочек или этих дурацких стеклышек на переносице):
– Попробуй поработать гравископом.
– И чего я должен увидеть? – удивляется очкарик.
– Свою девку в неглиже, – злюсь я, – разумеется, наличие скоплений массы в этом долбаном сером киселе.
Парень хлопает себя по лбу. Потом втыкает этот лоб в резиновую полумаску гравископа, бегает длинными пальцами по клавиатуре – вслепую. Виртуоз. Я, например, даже печатать вслепую не научился.
– Есть! – кричит парень, – Искажение гравилиний. Сейчас вычислю координаты.
– Вот и умница, – скалюсь я и незаметно выдыхаю. Берусь за тангенту и замечаю, что руки дрожат. Черт, надо успокоиться.
– Так. Три области. И они неоднородны.
– Понятно, – киваю я, хотя парень все равно меня не видит: лицо его спрятано в полумаске. Выглядит так, будто он через толстую кишку волновода поглощает космос, сосет и не может насытиться.
А может, наоборот – космос сосет его.
– Что понятно? – спрашивает очкарик.
– Идут тремя колоннами. А неоднородны, потому что колонны состоят из отдельных объектов. Проще говоря – из кораблей. Координаты?
– Есть координаты, – говорит парень и дает команду на сканирование.
Я нажимаю тангенту:
– Дракон, ответь Командору.
– Здесь Дракон, прием.
– Торпедный залп вслепую, сейчас получишь цифры. Готовность через сорок секунд.
– Есть через сорок секунд.
Очкарик отлипает от полумаски. Мне даже чудится, что – с чмоканием. Изумленно спрашивает:
– А куда стрелять-то? Объектов в трех колоннах – больше сорока.
– Элементарно, юноша. По флагманам. А флагманы где? Правильно, во главе каждой из колонн. Сразу избавим их и от адмиралов, и от самых сильных линкоров. Нет никого консервативнее адмиралов, запомни. Они должны в расшитых золотом мундирах стоять на мостиках первых в строю, самых мощных кораблей, и храбро идти на смерть.
– Гениально, – бормочет парень и косится на меня, – это, несомненно, вселенский закон.
Я стою перед ним в старенькой куртке, тщательно отстиранной и заштопанной.
В бой надо идти в чистом, дабы не смущать санитаров, которым потом возиться с трупом.
На самом деле, дурацкий предрассудок. После смерти все сфинктеры расслабляются. И если нам прилетит, от моего трупа не останется ничего – ни чистого, ни запачканного.
И идем мы на почтовике вне основной боевой колонны. У моего корабля почти нет брони, никаких торпед – зато скорость, сумасшедшая маневренность и лучшие системы связи.
– Так почему тогда… – начинает очкарик деликатный вопрос.
– Потому что потому, екарный бабай. Потому что я – не адмирал, и никогда им не стану. Не отвлекайся.
– Здесь Дракон, – сипит динамик, – готовы к залпу.
– Ждите команду, – говорю я и врубаю циркулярный канал.
Теперь меня слышат в рубках всех кораблей импровизированной эскадры. Хотя, какая там эскадра: цыганский табор по сравнению с нами – парадная колонна императорской гвардии на Красной Площади. Здесь все, что сумело подняться с планеты – от ржавых трапперов до слоноподобных танкеров.
– Внимание, начинаем. Через минуту помехи ослабнут или исчезнут вообще. Каждому действовать самостоятельно. Исполните свой долг, ребята. Бейте врага всем, чем сумеете. За человечество!
– За человечество… – глухо отвечают динамики.
Руки опять начинают дрожать.
В глазах мелькают белые точки. Одна набухает, растет – и превращается в сиреневый, бешено вращающийся шар.
Сиреневый, бешено вращающийся шар. Я пытаюсь отогнать наваждение – рука бессильно падает на простынь.
– Спокойно. Не пытайтесь встать, полежите. Придите в себя.
Фокусирую взгляд.