Просторный конференц-зал полицейского управления наполняли гул голосов и скрежет стульев, передвигаемых по полу; в зале толпились журналисты. Перед узким столом, поставленным на возвышении, вытянулись микрофоны теле- и радиоканалов.
Марго, в черных брюках и форменной черной рубашке, натянувшейся на груди, стояла у стены возле возвышения и читала что-то в телефоне. Йона подошел к ней. Дубовые листья и золотые звездочки на погонах Марго блестели в ярком свете.
— Надеюсь, ты не собираешься заявить, что вы задержали подозреваемого?
— Он признался, — ответила Марго, не отрываясь от телефона.
— Знаю. Но с этим признанием не все так просто. У него серьезные трудности с памятью и речью. Когда Арон надавил на него, он просто решил поступить, по его мнению, правильно.
Марго подняла глаза, и на лбу у нее прорезалась нетерпеливая морщина.
— Я все слышу, но…
— Ты в курсе, что он — пациент психиатрической клиники и дома только на испытательном сроке?
— Похоже, у него рецидив. — Марго убрала телефон в сумочку.
— И к тому же характер его болезни не подразумевает приступов агрессии.
— Йона, выброси это дело из головы. Все, разговор окончен.
— Поговори с прокурором. Скажи, что мне обязательно нужно допросить Мартина, хотя бы еще один раз.
— Йона, — вздохнула Марго, — ты что, не знаешь, как работает система?
— Знаю. Но заключать его под стражу еще рано.
— Может быть, но это надо доказать. Для этого и существует прокуратура.
— Ну ладно.
Руководительница пресс-службы поднялась на возвышение и постучала по микрофону.
— План такой, — торопливо заговорила Марго. — Сначала Виола приветствует журналистов, потом слово беру я. Рассказываю, что прокуратура потребовала заключить под стражу вероятного подозреваемого в убийстве Йенни Линд… потом я передаю слово полицеймейстеру лена… Он говорит что-нибудь вроде: благодаря оперативным действиям полиции Норрмальма подозреваемый был быстро арестован, и…
Йона не стал дослушивать. Он повернулся и зашагал к выходу, обошел справа стулья, занятые журналистами, и под приветственное слово руководительницы пресс-службы покинул зал.
Поток машин тревожно шумел где-то далеко внизу. Йона стоял, опустив руки на спинку мягкого кресла. Расстегнутая черная рубашка свисала на черные джинсы, под рубашкой виднелась белая майка.
Натан Поллок завещал свою квартиру в «Корнер-Хаусе» Йоне. Две комнаты на последнем этаже высотки. Натан даже не упоминал, что у него, помимо дома, есть эта квартира.
Йона посмотрел вниз, на церковь Адольфа-Фредрика. Величественный купол, крытый блестящей медью, окружали зеленые кроны деревьев.
Ему вспомнились навязчивые, неконтролируемые движения Мартина во время допроса.
Как будто тело этого человека отказывалось вместить то, свидетелем чего он стал. Мартин снова и снова заглядывал под стол, оборачивался через плечо.
Словно кто-то преследовал его на самом деле.
Йона подошел к другому окну. Над холмами Хагапаркена висела в светлом небе белая луна.
Он прикрыл глаза — и тут же увидел перед собой тело Йенни Линд, лежащее на секционном столе.
Неестественно белая кожа, черная борозда от петли — как на черно-белой фотографии.
Йона помнил желтые глаза и волосы табачного оттенка, но она все равно казалась ему лишенной всех красок.
Йенни, обесцвеченная смертью, одинокая, смотрела в никуда.
Он обещал ей, что найдет ее убийцу.
Должен найти.
Йона знал: да, это дело ведет не он. Но он все равно не сможет бросить Йенни Линд.
Именно этот внутренний огонь не давал Йоне покончить с полицейской службой, хотя, наверное, ему следовало бы сделать этот шаг.
Йона взял с тумбы телефон и набрал номер Люми. После нескольких гудков наконец послышался ее чистый голос — так близко, словно она была совсем рядом.
— Oui, c’est Lumi[4]
.— Это папа.
— Папа? Что-то случилось? — встревоженно спросила дочь.
— Нет… У тебя там все нормально? В Париже?
— Как обычно. Но мне надо бежать.
— Я только хотел сказать…
— Знаю. Послушай, я не хочу, чтобы ты продолжал звонить, я думала, ты это понял. Мы не поссорились, но мне надо сделать перерыв.
Йона провел рукой по губам, проглотил комок в горле. Оперся ладонью о прохладную стеклянную столешницу, сделал глубокий вдох.
— Я только хотел сказать, что ты права. Теперь я понимаю, что ты права… Я занялся новым расследованием. Не стану о нем рассказывать, но из-за него я понял, что всю свою жизнь проживу полицейским.
— Я другого и не ждала.
— И то, что ты держишься на расстоянии от моего мира — это хорошо… он изменил меня, сделал меня хуже, но я…
— Папа, я только прошу, чтобы ты дал мне немного времени. — В голосе Люми зазвучали слезы. — Я знаю, что идеализировала тебя, и сейчас мне страшно тяжело собирать все заново.
Люми отключилась. Йона еще какое-то время стоял в тишине.
Дочь отвернулась от него, потому что он показал ей свое истинное лицо, показал, на что он способен. Люми видела, как он убил беззащитного человека — без суда, без необходимости.
Она никогда не поймет, что жестокость — это цена, которую ему пришлось заплатить.
Цена, которую назначил сам Юрек Вальтер.