Зеркальный гамбит

До хозяйства вентов мы с Полей добрались нескоро. Через целые сутки. Пришлось долго рыскать по пустым дорогам, пару раз убегать от погони и даже отстреливаться из «Кедра» до тех пор, пока не опустел магазин. Потом пришла очередь «Грачей», и даже Сенечкиного «Макарова». Но мы справились, и в конце концов патрик вывез нас к шлагбауму, за которым виднелась расчищенная от снега, мусора и грязи дорога. Возле шлагбаума стоял БТР с выключенным движком, рядом топтались вооружённые люди в камуфляже. «Хозяйство 0087» – аккуратную надпись на деревянной табличке я несколько раз прочла, сперва жадно глядя в бинокль, а потом уже невооруженным глазом.

– Стоять! Документы… Кто такие? – ствол пулемёта уставился прямо на меня. – Откуда?

– У меня дети!!! То есть ребёнок. Дочка! – закричала я, опуская стекло. – Полечка… Мы из города, ищем убежища в хозяйстве. По профессии я – учительница. И мне всего тридцать лет. Могу ещё рожать!

– Выйти из машины с поднятыми руками! – от группы вентов отделился высокий мужчина. Двинулся в мою сторону легкой, упругой и немного наглой походкой. – Я кому сказал выйти? Ну! Живее…

– Я… я… сейчас.

– Бляяя… Ну давай уже вылазь! Чего ты там телишься уже час, тупка?

* * *

Сидеть лучше, чем стоять! Сидеть лучше… Особенно если через опущенное стекло патрика смотрит на тебя не мигая твой бывший мужчина. Тот, который восемь недель назад бросил тебя одну умирать и ушел, даже не обернувшись.

– Рыжий… Я же не выживу без тебя! Останься… Или возьми с собой! Или убей, – я боялась цепляться за его рукава, потому что у Рыжего были бита и трав-мат, а в глазах звериное, неудержимое веселье.

– Да нахрен ты мне такая сдалась? – не то он хотел этим сказать, что больше меня не тронет, не то, что от меня нет ни ему, ни кому-то ещё никакой пользы. – Ни трахаться, ни готовить, ни рожать не можешь. Вали нах!

Он не оставил в доме ни еды, ни медикаментов, ни денег – ничего, что дало бы мне возможность продержаться хотя бы сутки. Но я продержалась. И сутки, и двое. И восемь недель. И ещё целых четыре с половиной дня. Я прошла через город, я не замерзла, не сдохла от голода, не стала жертвой потроха или босов, я сносила тридцать три пары железных сапог, чтобы… что?

Сидеть лучше, чем стоять. Глаза вниз. Руки на коленках. Губы дрожат. Господи, почему так дрожат губы?

– Что там, Рыжий? Что за баба? Что за хабр? – шипит рация.

– Ого! Братики! Сюрприз так сюрприз! Я эту телку прекрасно знаю! Это ж моя бывшая… – кричит Рыжий в микрофон и подмигивает мне. – Тупая, и к тому же пустая. Яловая телочка-то.

– А что она там про детеий… иууиии теий… за-двигаауиет? – на линии помехи.

– А хрен поймет! Вижу на заднем сиденье два куля. Не шевелятся. Может, подобрала где дохлых? Ого! Нет! Невероятно! Валите сюда все! Я знаю, кто это! И вы должны это видеть! Давайте, давайте, тут безопасно. Это ж моя бывшая!

От бэтээра к патрику бегут люди. Дюжина или больше. Переговариваются между собой, смеются. Выглядят расслабленными. Они окружают машину, приклеиваются к окнам. Рыжий запускает руку через приоткрытое водительское окно, нажимает на кнопку – все стекла едут вниз.

– Слушай, правда ведь дети, – говорит кто-то, кивая на Сенечку. Мне пришлось его вчера развернуть, чтобы достать пистолет, и теперь он лежит сзади полуголый и несчастный. – Надо бы пропустить внутрь.

– Аххаха… Хааахха… Это знаешь что? Думаешь, ребёнок? А вот нах! Это реборн. Кукла такая. Она его у соседки спиздила… Нет, ну ты подумай – тупка туп-кой, а допёрла!

Чьи-то толстые пальцы трогают Сенечку за ножки. Сперва неуверенно, потом грубо. Как куклу. Как кусок резины. Я молчу. Наблюдаю за происходящим в зеркало.

– С ума сойти. Как настоящий! А второй? Тоже реборн?

– А хрен её знает. Эй, тупка, что там у тебя? – до Полечки дотянуться Рыжему не удается – она от него слишком далеко.

– Тут не кукла – штуковина какая-то, слушай… Не пойму никак!

Вент, стоящий с той стороны, где лежит Полечка, поддевает дулом автомата одеяльце и тянет его на себя. Комбинезончик кое-где порвался, но всё ещё ярок и очень красив. С Полечкиной головы сползает капюшон.

– Бревно, что ли? Не врубаюсь. Бревно пластмассовое с железными сучками…

– Это не бревно! Это поствитрувианский человек, дебилы! Она же дочь моя Полина. И за неё я вас всех сейчас чпокну! – поднимаю вверх левую руку с зажатой в ней гранатой! Улыбаюсь. Покойный Аванес – молодцом, здорово продрочил босов!

Венты разбегаются в разные стороны.

Я их понимаю! Бежать лучше, чем лежать.

Бегите, хомы, бегите!

Аминь!

♂ Ночь, день и ночь Светлая фигура Алексей Провоторов

Вечером пошёл дождь. У нас он был редкий, а вот на южном горизонте, в синей дали, с неба космами падали потоки воды. Солнце скрылось рано, свалившись за мокрые тучи, и мы решили ехать. Ветер трепал гривы лошадей, и мои волосы, и наши тёмно-красные флаги. В темноте они казались чёрными. У меня не самые удачные фамильные цвета, учитывая то, что я обычно разворачиваю свои флаги только ночью. Но это не слишком меня беспокоит.