Зеркальный гамбит

Пока добирался домой, слушал, как шуршит листьями ежва – просыпалось осеннее зверьё. У зверей тоже есть свои народы. Есть человеческие звери – волк, лось, курица, к примеру. Есть, скажем, беомаль-довские – супь, валёжка, ежва опять же, или как там сами беомальды их называют. Бывают смешанные, общие, неизвестно чьи, как крысы или поршни. А бывают вообще непонятные. Или, может, даже и не звери. Как Белый. Нет, и у него имеется своя принадлежность, но… Она мне не нравится.

Собирался я долго, чистил и смазывал самострел, так что задремал только перед самым рассветом. Утро было мрачноватое. Палая листва отсвечивала синим инеем в низинах, тянул ветер – холодный, ещё не зимний, но уже совсем печальный. Такой срывает последние листья, морозит угловатую кубинику во мхах у болот, загоняет человеческих зверей в норы. Такой ветер ещё не укрывает снегом. Но готовит для него дорогу, да.

Послезавтра мы вернёмся домой, и там хоть снег, хоть град. Сезон был неплохим, и зиму я мог зимовать спокойно.

Я стоял на камнях у корней реликта, самого ставшего камнем в горьких, давно схлынувших водах Безумных войн. Стоял, наблюдая, как пара одетых в плащи теней приближается ко мне. Эмоций я почти не чувствовал, только общую сонность и сдержанное предвкушение. Грач на плече Лоды дремал, изредка поглядывая по сторонам вполглаза.

Ставра оказалась ростом с Аоду, только без птицы на плече. Лицо так же пряталось в тени капюшона. Две толстые косы каштанового цвета спускались на грудь, перевитые серо-синими узорчатыми лентами. Я попытался вспомнить, где видел такой узор, но не смог. Впрочем, подумал я, вряд ли это важно.

Они поздоровались. Я почувствовал лёгкое нетерпение Ставры и такое же, но поярче – Лоды.

– Идём? – осведомился Лода. – Втроём?

– Ждём, – сказал я, – четвёртую.

Нетерпение стало заметнее – щекотное чувство где-то в затылке. От сильных чужих эмоций у меня, бывало, волосы вставали дыбом. А ещё был случай, когда страх и боль другого чуть не утянули на дно бытия и меня.

Пел-Ройг появилась через минуту. Куртка из рыжей кожи казалась серой по сравнению с её волосами – с них будто искры сыпались. Веснушки, двумя крыльями от переносицы, были чуть светлее.

Только из-за волос я и заметил её тем вечером много зим назад. Когда они уже примерзали ко льду.

Задаток – треть – я сразу отдал Пел.

– Идём, – сказал я. – К вечеру будем там. Правило одно – делать всё, что я говорю. Быстро и без вопросов.

За холодную ночь лес почти осыпался. Рыжеватые листья шуршали под ногами. Прозрачные пауки бегали по ветвям, развешивая паутины по всему лесу.

От железных деревьев я старался держаться подальше, каменных же не сторонился. Пока что мы двигались по тропе – тут она ещё была. Через какое-то время хорошо знакомый Лохматый лес должен был закончиться. А впереди лежал сам Дол, чаша, полная странностей.

Мы шли уже целый час, никто ничего не спрашивал, и это было прекрасно.

Пока навстречу не попался кожейлу.

Он пёр, конечно, прямо по дороге, шоколаднотёмный, с белыми полосами от клина безглазой морды до острого хвоста. Встречный ветер пел, разрезаемый широкой башкой. На костяных лопатках у висков лентами колыхались зацепившиеся листья двуросли. Я чувствовал его как тёмную волну на уровне шеи. Чуждые эмоции я могу ощущать, пусть и искажённо, но понимать – нет.

– Идти и не дёргаться, – приказал я, не сбавляя шага.

Пел-Ройг ухнула шёпотом и придвинулась чуть поближе, продолжая, впрочем, шагать. От неё пахло выпечкой. Я оглянулся. Ведомые, конечно, встали как вкопанные.

– Идти! – рявкнул я.

Зверь был уже тут. Ярдах в трёх от нас он оттолкнулся от тропы и перемахнул всю группу. Земля дрогнула. Никогда не понимал, как такое огромное животное может настолько легко прыгать, но за всю историю ни один кожейлу ни на кого не наступил.

– Это что? – спросила Ставра зло.

Грач оставался на плече Лоды только потому, что хозяин сгрёб его в охапку, зажав сразу головой, рукой и шеей. Я не мог понять, зачем он так с птицей – испугался, видно. Да и сильно испугался, гораздо сильнее Ставры. Тоже мне.

– Это – зверь, нелюдской, – сказал я. – Эреш.

– Мог бы предупредить.

– Я же сказал, слушаться меня.

– Эреш опасны.

– А при чём тут их звери? Человеческие волки куда опаснее. Или вот, например, езны – вполне безобидные типы, если они ещё где-то есть. А езный конь – это жуть что такое.

– Так эта тварь не могла причинить нам вреда?

– Нет. Даже у нежити свои звери, – сказал я. – И далеко не все из них опасны.

– А что, тут водятся? – спросил Лода.

– Вот именно тут – нет.

Я отвернулся от них, махнул рукой, и мы пошли.

Минут через десять впереди посветлело, засинели кусты опушки, и мы вышли к ржавому железному столбу, заплетенному сухим плющом.

Постояли, посмотрели вдаль. Мне оно было не нужно, но Ставра попросила показать, где Торнадоре. Показал.

От столба дорога шла вниз, и я начал забирать вправо.

– А чего не прямо? – спросил Лода.

Терпеть этого не могу, когда лезут с вопросами.

– Там мы не пройдём. Будем огибать по лесу, – сказал я.

– Почему? – спросил Лода.

– Зачем? – спросила Ставра одновременно с ним.