Зеркальный лабиринт

Электричка покачивалась; едва заметно моргала белая лампочка – точно свет вибрировал; за окном плыла опустелая платформа. На скамье напротив сидела женщина в чёрном стёганом пальто и вязала несуразно длинный носок из алой, лимонно-жёлтой, изумрудной пряжи. Костлявые пальцы двигались быстро и слаженно.

– Простите, вы что-то сказали? – неуверенно переспросила Айка.

Женщина нахмурилась и принялась вязать с утроенным старанием. Айка перехватила книгу поудобнее и снова углубилась в чтение. До конечной станции было ещё двадцать минут пути. Дрянь болталась над самой головой – бурая, серая, пористая, цепкая, изменчивая, подвижная.

– Брысь, – шепнула Айка, почти не размыкая губ. Помогло.

На работе, как ни странно, дрянь не водилась. Может, из-за того, что Иринушка с пятого этажа каждое утро проходила по всем кабинетам: поливала фикусы и аспарагусы, здоровалась, хохотала с уборщицами на лестничной клетке, сюсюкалась с белыми фиалками в кабинете у бухгалтера – словом, привносила повсюду лёгкий хаос. Может, потому что директор литрами пил кофе и чуть ли не силой всучивал заглянувшим сотрудникам чашки с напитком чёрным, как совесть риелтора, и крепким, как хватка бультерьера. И ощутимый, плотный горьковатый запах наполнял каждый дюйм помещения, и даже фаленопсисы в прозрачных горшках благоухали кофе.

Только из кабинета юриста, Михаила Сергеевича, нет-нет да и выглядывала дрянь, особенно перед слушаниями в суде.

– Брысь, – повторила Айка заклинание, проходя мимо полуоткрытой двери; в щель виднелся высокий стол, заваленный бумагами и опутанный проводами. – Брысь, брысь.

Сегодня дряни скопилось особенно много; потолок почти скрылся под буроватой и словно бы влажной губкой. Юриста нигде не было видно.

– Солнце моё, здравствуй! – радостно провозгласила с другого конца Иринушка. В коротком трикотажном платье в чёрно-белую полоску она отчётливо напоминала жезл регулировщика, только сутулый. – С понедельничком тебя! – и с ходу вручила белую чашку. В ней было кофе ровно на один глоток – мучительный, горько-сладкий и настоятельно требующий мятной карамели.

– С понедельником, – согласилась Айка, вздыхая. И обернулась через плечо. – Слушай, а у Михаила Сергеевича всё в порядке?

Иринушка поправила очки и наклонилась, шепча доверительно:

– Да мы иск проиграли в пятницу… Не волнуйся, всё в хорошо будет, только премию не заплатят, наверно. А разве в деньгах счастье? – и подмигнула. За стеклом ярко-голубой глаз казался маленьким, но зато каждая ресничка была видна.

– Конечно, ничего страшного.

Иринушка снова подмигнула и пошла дальше по коридору. Увидела знакомую уборщицу уже за углом – и снова разразилась долгим, торжественно-счастливым: «Солнце моё, здравствуй!».

Айка запрокинула чашку, ловя языком последнюю каплю кофе. Зажмурилась блаженно, раскатывая по нёбу горечь… и потому едва не вскрикнула, когда открыла глаза и увидела прямо перед собою Михаила.

Он шагал быстро и размашисто, но бесшумно. Лицо у него было желтоватое, а серый костюм блестел, как пластмассовый. Чёрные брови болезненно выгибались – точно сами по себе. Дрянь скользила над ним по потолку, оставляя разводы.

– Здравствуйте, – пролепетала Айка ему куда-то в плечо – притормозить Михаил и не подумал. Она всегда терялась, когда видела его даже издали – красивого, уверенного, с улыбкой как из рекламы зубной пасты. – Иринушка мне про иск сказала… Как ваши дела?

Спросила – и сама перепугалась.

Михаил замедлил шаг, но остановился уже у самого кабинета. Брови приняли обычное положение, губы сложились в рекламную улыбку, и даже костюм, кажется, блестел теперь не так пластмассово.

Но дрянь свесилась ниже, дрожа в предвкушении; теперь она едва не задевала его затылок.

– Доброе утро, Алла. Вопрос решается в рабочем порядке, не беспокойтесь, вас это не коснётся. И поменьше слушайте, что говорит Ирина, – добавил он чуть менее вежливо, зато явно куда искренней.

Айка пискнула что-то невразумительно-извинительное в ответ и припустила по коридору. Щёки горели.

День выдался нервозный. Ничейный кабинет на четвёртом этаже заполнился таким густым табачным дымом, что после обеда там уже не закуривали – входили, зажмурившись, делали пару глубоких вдохов и выбегали в коридор. Белая гора использованных чашек из-под кофе на столе в приёмной не уменьшалась, хотя Айка бегала мыть их каждые полчаса. Герани стыдливо трепетали широкими листьями на сквозняке, никли на холоде и прятались меж плетей аспарагуса, Иринушка была в трёх местах одновременно – и неизменно с толстенной пачкой документов. А дрянь совсем обнаглела и теперь не робко выглядывала из-за двери, а едва ли не кидалась на мимопроходящих.

К вечеру следующего дня стало ясно, что проигранный иск сожрал не только премию, но и ту часть зарплаты, которая проходила по документам как надбавка.

– На Мишеньке лица нет, – громоподобным шёпотом объявила Иринушка, перекрывая фырчание кофемашины. – Переживает, бедный.